* * *

Васильев долго стоял посреди двора. Он всматривался в Катины окна, темные и безразличные. И так же темно было у него внутри. Он выкурил не одну сигарету. Он все ждал, что вот-вот из-за угла, оттуда, где автобусная остановка, наконец появится Катя. Ну должна же она приехать домой, где ее ждут?! Коты ждут. И он, Леха Васильев, тоже ждет. Должна же она это «чуЙствовать»…

Время текло медленно. Васильев не ощущал, как мерзли ноги, как дотлевал в руках очередной окурок. Кати не было.

Наконец он пришел в себя и направился к шоссе. Едва он завернул за угол, как в ее окнах на восьмом этаже вспыхнул свет…

У автобусной остановки Васильев поймал частника, назвал водителю адрес и попросил:

— Только с заездом в супермаркет…

Через час он был во дворе дома, где когда-то жил Максим Копылов. В кухне светилось окно. «Не спит Мария Михайловна…» — подумал Васильев. В руках у него был огромный пакет с гостинцами для двух любимых женщин Макса — для «двух Марусек», как называл друг своих маму и дочку.

— Кто там? — испуганно спросили из-за закрытой двери, когда Васильев позвонил.

— Теть Маш, это я, Леша Васильев…

Дверь тотчас же открылась, и на пороге застыла женщина с такими же, как у Максима, пронзительно голубыми глазами.

— Лешенька… — сказала негромко и заплакала, прижимая к глазам уголок передника.

И тут же из глубины комнаты послышались легкие шаги, и с криком «Папочка!» в прихожую выскочила маленькая Машка. Она ткнулась Васильеву в ноги, обняла его и запрыгала, поднимая руки вверх.

— Маруся, Машенька, это не папа, деточка! Это дядя Леша… Вот так вот к каждому мужчине, мне уж гулять с ней неудобно, — виновато сказала Мария Михайловна. — Ой, Лешенька, что ж я тебя в прихожей-то держу! Проходи! А ты, Маруся, быстренько за тапочками. Ты же спала уже… Вот ведь беспокойное хозяйство…

Мария Михайловна беззлобно ворчала на внучку, а Васильев постепенно приходил в себя. Да что ж такое, сюрприз за сюрпризом жизнь подкидывает. Он так боялся к ним в дом ехать, боялся в глаза матери погибшего друга посмотреть, а ему так рады. «Ну и свинья же ты, Васильев!» — сказал он сам себе, стаскивая куртку и ботинки.

Маруська-маленькая уже вовсю ковырялась в большом мешке, который принес поздний гость. Нашла там игрушечного зайца и убежала с ним в комнату.

… — Как живем? Да спасибо тебе, Лешенька, слава богу все. Ребята твои крепко мне тогда помогли, во всем. Денег хватает. Да и пенсию Маше большую назначили. Живем. Да только жизнь ли это? Я на Машку без слез не могу смотреть — сиротинка полная. И что впереди ее ждет, кто знает. Мне-то уже шестьдесят шесть стукнуло. Сколько я еще протяну?… Хорошо, что здоровье не подводит… — Мария Михайловна механически разглаживала на клеенке кухонного стола несуществующие складки.

…Со стены Лехе улыбался Макс. Вот таким он его помнил: глаза нараспашку, улыбка от уха до уха, всклокоченные волосы. Под портретом в детской кроватке в обнимку с зайцем сладко спала Максова копия — Маша. Такие же глаза и улыбка, и даже папина ямочка на подбородке.

Как-то раньше Васильев не замечал, что папа и дочка так похожи. Да, впрочем, и времени всматриваться в черты лица не было. Дома у Макса они встречались, как правило, по делам, заседали на кухне, где нельзя было курить, потому что под ногами крутилась Машка, а у кухонной плиты — тетя Маша.

Они быстро решали свои вопросы и разбегались.