Открылась дверь, и в салон ввалились два человека с растрепанными волосами, закрывавшими их лица. Увидев меня, они переглянулись и хотели было уйти, но я позвал их жестом. Подойдя к моему столу, оба сели. Когда вошедшие откинули со лба волосы, я узнал в них маленькую Мэри, помощника режиссера, и Аллена, который был у всех на подхвате. Очень серьезный юноша, незадолго до того оставивший университет. Он был умен, но недальновиден, – он считал, что крутить кино – это самое замечательное на свете ремесло.

– Простите за вторжение, доктор Марлоу, – весьма учтиво произнес Аллен.

– Мы просто не знали, где бы нам приткнуться. Везде занято.

– Вот вам и место. Я ухожу. Отведайте великолепного виски из запасов мистера Джеррана. Похоже, вам это ничуть не повредит.

– Спасибо, доктор Марлоу. Мы не пьем, – ответила маленькая Мэри своим звучным голосом. У нее были распущенные по плечам длинные платиновые волосы, которых годами не касалась рука парикмахера. Должно быть, по ней‑то и сох Антонио. Несмотря на серьезное выражение лица, огромные очки в роговой оправе, отсутствие макияжа, деловой и независимый вид, в девушке сквозила какая‑то незащищенность.

– В гостинице не оказалось номера? – спросил я.

– Видите ли, – проговорила Мэри, – в салоне не очень‑то поговоришь по душам. Кроме того, эта троица...

– А что, «Три апостола» стараются вовсю, – кротко отозвался я. – Но гостиная‑то была пуста?

– Вовсе нет, – осуждающим тоном сказал Аллен, но глаза его смеялись. Там сидел мужчина. В одной пижаме. Мистер Гилберт.

– В руках у него была связка ключей. – Мэри поджала губы. Помолчав, продолжала:

– Он пытался открыть дверцы шкафа, где мистер Джерран хранит свой запас спиртного.

– Действительно, это похоже на Лонни, – согласился я. – Что поделать, если мир кажется Лонни таким печальным и неустроенным. А почему бы не воспользоваться вашей каютой? – спросил я у Мэри Дарлинг, – Что вы! Ни в коем случае!

– Ну разумеется, – отозвался я, пытаясь понять причину.

Попрощавшись, я прошел через буфетную и очутился на камбузе. Камбуз был тесен, но опрятен. Не камбуз, а симфония из нержавеющей стали и белого кафеля. Я рассчитывал, что в столь поздний час здесь никого нет. Но ошибся.

В поварском колпаке на коротко остриженных седеющих волосах над кастрюлями склонился старший кок Хэггерти. Оглянувшись, он с удивлением посмотрел на меня.

– Добрый вечер, доктор Марлоу, – улыбнулся кок. – Хотите проверить, все ли в порядке?

– Да, с вашего разрешения.

– Я вас не понимаю, сэр, – сухо ответил Хэггерти. Улыбки как не бывало.

Четверть века службы на военно‑морском флоте оставляют свой отпечаток.

– Прошу прощения. Простая формальность. Похоже, налицо случай пищевого отравления. Хочу выяснить, в чем дело.

– Пищевое отравление? Ну, мой камбуз тут ни при чем, могу вас заверить.

За всю жизнь у меня такого не случалось! – возмутился Хэггерти, даже не удосужившись поинтересоваться, кто жертва и насколько тяжело отравление. – Я двадцать семь лет прослужил коком в военном флоте, доктор Марлоу. Последние из них старшим коком на авианосце.