Изменить размер шрифта - +

— А вот если встречный автомобиль?.. — подумал я. — Скорость-то километров восемьдесят. И у встречного восемьдесят. Вместе получается сто шестьдесят! А свернуть-то, некуда!

Некоторое время я, окаменев, ожидал встречный автомобиль, но того все не было, и я ожидать его перестал.

— Все равно от судьбы не уйдешь, — подумал я.

Но позже, между прочим, узнал, что дороги на Джерси — с односторонним движением. Здесь дорога туда никогда не бывает той же, что дорога оттуда. Они всегда разные. Иногда дороги туда и оттуда могут находиться даже в противоположных частях острова и проходить по совершенно разным парижам. И все-таки они всегда встретятся друг с другом в назначенном месте и приведут, в конце концов, шофера куда надо. Ездить по таким дорогам было интересно и разнообразно. Хотя, конечно, небезопасно.

Стенки придвинулись настолько, что сжатый между ними и автомобилем воздух начал громко свистеть.

Со свистом мчалась машина, как пуля летящая в стволе, и никак не могла из этого ствола вылететь. А ствол извивался, закручивался. И не понятно было, как снаряд, выпущенный из такого ствола, может угодить в цель.

В этот момент, когда внимание водителя должно было бы быть особенно напряженным, шофер в кепке решил завести дружескую беседу и слегка обернулся ко мне.

— Учиться приехал?

Я понимал, что ответить надо побыстрее да покороче. Но стены, пролетающие по сторонам лобового стекла, вводили в паралич. В любую секунду они могли перестать пролетать по сторонам и грянуть прямо по стеклу.

В этот момент водитель обернулся ко мне полностью — посмотреть, почему это я молчу? На лице его был написан большой вопрос.

— Учиться, учиться приехал, — почти закричал я. — Вы только на дорогу смотрите!

Шофер удовлетворенно кивнул и некоторое время, действительно смотрел на дорогу.

Спустя минуту кепка дрогнула и снова двинулась в мою сторону.

— А откуда приехал учиться-то?

— Из России. Из России приехал. Вы только следите за проезжей частью, не поворачивайтесь.

— А чего за ней следить, у нас движение спокойное.

Сказав это, нет-нет, да что же это такое?! Сказав это, он отпустил руль и стал заправлять выбившуюся из-под ремня рубашку.

Гранитные стены должны были немедленно расплющить машину, изломать двери, расколотить стекла.

Между тем ничего ужасного не произошло. Машина как по ниточке катилась посредине дороги и поворачивала только там, где нужно было поворачивать. Однако те немногие седые волосы, которые нынче есть у меня, появились именно в тот момент.

А водитель-то, елки-палки, попался разговорчивый. Но особенно разговориться я ему не давал и умудрялся отвечать на вопросы, когда они только начинали зарождаться под твидовой кепкой.

— А учеба длится…

— Три месяца.

— Семья-то…

— Большая.

— А в России…

— Холодно!

Водитель был большим любителем задушевной автомобильной беседы. Художественное автомобильное слово для него, безусловно, было важной деталью пассажирского извоза. Он, конечно, считал, что душевное слово — лучшее лекарство и лучший воспитатель. А я душил его слово на корню — боролся за свою молодую жизнь. И за его, пожилую, между прочим, тоже.

К счастью водитель не любил разбрасываться словами впустую и бросать их на ветер. Понимая, что его слова ничего для пассажира не значат, он умолк и больше не проронил ни слова.

— Слово — серебро, — наверное, думал водитель. — А молчание, вообще, — золото.

Тем временем стена, загораживающая пейзаж, ожила и превратилась в живую изгородь.

Быстрый переход