Зато зубы его сияли как тридцать два бриллианта «Кох-и-Нор».

Мы с шофером приблизились к полукругу стоящих и замкнули его, преобразив в круг.

Шофер снял кепку. Но волосы его так точно повторяли очертания головного убора, что, казалось, кепка по-прежнему надета на его голове.

Чтобы нарушить это неуместное сходство, шофер провел ладонью по волосам и сказал.

— Вот, новенький приехал.

Ох, неудобно быть новеньким! Все на тебя смотрят и думают про себя: Оба-на, новенький, приехал!

Но в своих потертых джинсах и в своей потертой джинсовой куртке я, конечно, больше тянул на старенького. И совсем древним был мой рюкзак, болтающийся за плечами.

— Здрасьте!

Женщина-сова сняла очки-телеэкраны, и глаза за ними оказались совсем не большими. Она протерла линзы платком и вернула очки на место. Глаза снова увеличились.

— Как вас зовут?

— Востоков Станислав.

— Он из России, — добавил шофер. — У них там не верят, что у человека есть душа.

— Как это не верят? Да знаете, какая у нашего человека душа? На распашку!

Я разгорячился. Молния на моей куртке разошлась и полы раскрылись, как бы обнажая мою душу.

— На распашку говоришь? А вот сейчас заплатишь за извоз, и мы поглядим, какая у тебя душа. Широкая или нет.

— Плачу пять долларов!

Я залез в карман, вынул американский денежный знак и замахал им, как бы показывая широту своей души. В воздухе доллар ломался пополам как лист капусты.

— Узкая у тебя душа, — недовольно поморщился шофер. — Душонка.

— Мало? Десять плачу! На!

Я достал капустный лист покрупнее.

— Ты знаешь, что с этим салатом сделай? Ты его на грядке сади. А мне-ка давай джерсийские фунты. Сейчас мы посмотрим, какая у тебя душа. А-то размахался!

Нет, не называл меня шофер больше «сынком». Дружеский огонек в его глазах, перешел в багровое пламя гнева. Он понял, что его хотят обмануть и не заплатить за извоз. Крепко шофер стоял на своих ногах. Он знал, куда и что надо упереть. Догадывался и о том, как из кого чего можно вышибить.

Качнув плечами, он шагнул ко мне.

Но женщина-сова стояла на ногах все-таки покрепче. Все-таки она была хозяйкой дома и хотела, чтобы все это чувствовали. И шофер почувствовал.

— А ну-ка постойте, сэр! Что вы сразу давите? Что вы сразу давите? Молодой человек из другой страны приехал, порядков наших не знает. А вы навалились!

— Да я не сразу, — вдруг стал оправдываться шофер. — Я только когда неплатеж пошел.

— Какой неплатеж? Какой, я говорю, неплатеж? За молодого человека МЦОСРВ платит.

— Да?

Шофер совсем растерялся, одел кепку и тут же снял. И снова надел. Но чрез секунду все-таки снова снял.

Женщина-сова взмахнула рукой, и в руке ее появился кошелек.

— Сколько?

— Ну, четыре фунта и шесть пенсов.

— Вот вам пять. И можете выпить на шесть оставшихся пенсов три стакана чая.

— О! Совсем не нужно, мэм. А впрочем, выпью.

Шофер снова надел кепку и тут же снова снял.

— До свидания, мэм, до свидания, леди и джентльмены. Пока, сынок. Извини уж, погорячился.

— Ничего, отец. Бывает.

— Да уж, ну, гудбай.

И, наконец, окончательно утвердив шапку на голове, он вышел в белую дверь.

Женщина-сова вновь махнула рукой, и кошелек растворился в воздухе. Она сняла очки. Глаза ее снова уменьшились и затем снова увеличились.

— Ты, наверное, есть хочешь?

— Не очень.