Дальше путь на Мадагаскар был открыт, а уж там бы я знал, что делать! То есть думал, что знал, до встречи с Моник, Все было хорошо. Но потом, на острове Формоза, где мы всего лишь хотели пополнить припасы, нескольких моих людей убили местные жители. Я должен был покарать убийц моих друзей! – глаза Бенёвского потемнели. – Разбираться, кто именно был виноват, и разыскивать их времени не было. Я с небольшой группой людей высадился на берег, где мы сожгли две ближайшие деревни. Провиант уже был на корабле, когда на нас напали люди тамошнего начальства. Случилась перестрелка, нам пришлось бежать, и в темноте мы потеряли свой корабль. Нам пришлось туго, однако ночь мы продержались. А утром у берега показалась подводная лодка – в надводном положении, конечно. Да, должен признать: появление на рассвете этого железного судна, расстрелявшего китайцев из чудо оружия произвело впечатление! Мы, само собой, вынуждены были сдаться. Со мной было только двенадцать человек.
«Значит, их еще меньше, чем я прикидывала! – обрадовалась я. – В темноте или тесноте на корабле мы вполне могли бы справиться с ними, несмотря на скорострельное оружие! Особенно на корабле – мы знаем „Ла Навидад“ как свои пять пальцев. Погасить огни – и все чужаки станут беспомощны против наших сабель!»
– Тут уж допрашивать стали меня! – хмыкнул Бенёвский. – Впрочем, я то сразу им сказал, что либо не буду говорить вовсе, либо меня введут в курс дела. Шпеер понял, что я не шучу, и рассказал мне, чего хочет. Оказывается, его командование полагало, что в моих бумагах есть средство покорить мир. Что ж, если я когда нибудь напишу эти бумаги, то такое средство в них и правда будет! Только не сверхоружие, а идеи. Идеи свободы, подкрепленные тайным знанием тамплиеров. Вот зачем нужно ваше золото!
Он простер ко мне руки, будто к чему то призывал. Я снова не поняла, к чему. Лично я, как и мои друзья, свободны. И тот, кто на нашу свободу посягает, пусть будет готов умереть. Другие живут иначе? Что ж, это их выбор. Я не собиралась заботиться о свободе всего человечества. Тем более, что знаю я это человечество: дашь свободу испанцам – вырежут индейцев, дашь свободу индейцам – примутся за испанцев. Какая тут может быть свобода? Свобода – для избранных. Для тех, кто не воюет ни с кем и одновременно воюет со всем миром. Но излагать эти мысли Бенёвскому мне пока не хотелось.
– Другого оружия нет и быть не может, оно просто не нужно! – Бенёвский теперь обращался к немцу. – Когда я достигну своей цели, на всей Земле установятся справедливые законы мы развеем тьму невежества, и люди сами станут управлять своими жизнями! Войны, от которой вы так счастливо убежали, просто не случится! Так помогите же мне.
Судя по лицу Отто, он не считал свой «побег с войны» счастьем. И вообще Бенёвский ему, кажется, не нравился. Но он любил Монику, а Моника слушалась полковника. Я почти полностью поняла, как обстоят дела, но несколько вопросов еще оставалось.
– Капитан Шпеер доставил вас и ваших людей на Мадагаскар? – спросила я. – Так что там спрятано тамплиерами? Неужели…
– Шпеер доставил нас на Мадагаскар, потому что я обещал ему, что там он получит то, зачем и отправился в прошлые века – оружие! – Бенёвский встал и заходил по комнате туда обратно. – Оружие для бушующей где то в будущем великой войны, в которой принимает участие весь мир… Интересно, теперь, когда миссия Шпеера закончена, так же как и его земной путь, а я на пороге исполнения своего плана – эта война все еще существует? Или, если вы, фон Белов, сейчас перенесетесь туда, ее уже нет?
– Я был на этой войне, – мрачно сказал Отто. – И никуда она не денется, Бенёвский. Такая война не денется никуда. Вы фантазер.
– Да как вам угодно! – поляк немного обиделся и снова подошел к нам с Клодом. |