Сердце Корасона радостно забилось. А дело, пожалуй, выгорит. Все еще может кончиться хорошо, подумал он.

Этим утром ему донесли, среди прочих вещей, что один из младших офицеров, работавших в аэропорту, советовал не связываться со стариком азиатом, еще одним членом американской команды. Но старикам надо помогать поскорее отправиться на тот свет. На противоположном конце улицы, к великой радости подсматривавшего в щелку Корасона, появился другой столь же основательный отряд русских.

Русские шли не останавливаясь. Дынеобразная физиономия расплылась от уха до уха в белозубой улыбке. Знай Корасон советский гимн, он пропел бы его.

Из окон гостиницы стали выглядывать любопытные. Головы, поторчав секунды две, быстро исчезали. Корасон видел, как люди выпрыгивали из окон и, хромая, бежали в переулки. Гостиница мигом освободилась от людей, словно кухонная раковина от тараканов при внезапной вспышке света. Кое кто даже бросил оружие.

Русские запели, предвкушая победу, – смелый и сильный ход. Корасон и раньше знал: если имеешь дело с русскими, жди решительных действий. Но на такое даже он не рассчитывал.

Тщедушный старичок в халате стоял у окна своего номера на втором этаже. Присмотревшись, Корасон заметил, что волосы на голове старика растут клоками. Руки он сложил на груди. Нет, все же на нем не халат, а какое то легкое восточное одеяние синего цвета, решил Корасон, припомнив, что и раньше видел эту странную одежду.

В быстро сгущающихся сумерках Корасону все же удалось рассмотреть лицо старика. Явно азиат. Старик, улыбаясь, поглядывал то направо, то налево. Зрелище его явно развлекало. У него было выражение лица человека, ожидающего на десерт чего то необычного.

Корасон вдруг с ужасом осознал, что скрывалось под этой улыбкой. Для азиата атака русских была просто забавой, возможностью занятно провести время. Его спокойствие порождалось вовсе не наивностью, а полным удовлетворением, уверенностью человека, рубившего весь день дрова и не возражающего расколоть еще пару поленьев.

Азиат устремил взор на президентский дворец и встретился взглядом с Корасоном. И все та же безмятежная улыбка раздвинула его губы.

Корасон сжался за шторой. Ему стало страшно, хотя он находился в собственном дворце, в своей стране. Он знал, что сейчас случится.

– Хуанита, – взмолился он душе умершей. – Если ты слышишь меня, знай, я признаю твою правоту!

Глава пятая

Майор Мануэль Эстрада сделал все, что в его представлении означало разорвать отношения с Америкой. Ни прежде ему пришлось заняться мертвым англичанином. Он приказал убрать труп из приемной Генералиссимуса, смыть кровь и похоронить тело и после этого отправился облегчить душу в баре с друзьями.

«Облегчение души» несколько затянулось, и, когда Эстрада вышел из бара, уже стемнело. На главной улице, прямо на мостовой, валялся пьяный. Эстрада пнул его ногой.

– Вставай, пьяница! – рявкнул Эстрада. – Идиот несчастный. У тебя что, других дел нет? Пьяный осел.

Склонившись над пьяным. Эстрада коснулся его лица – оно было холодно, как лед. Человек был мертв. Эстрада поторопился извиниться перед покойником за то, что назвал его пьяницей. Только тут он обратил внимание на синий блейзер и на дырку в голове. Англичанин, небезызвестный доктор Джеймсон, нашел здесь, на мостовой, свой последний приют.

Эстрада с силой рассек рукой воздух. Посторонний человек не понял бы, что означает этот жест. А он означал, что Эстраде некогда возиться с телом – у него есть дела и поважнее.

Один умный человек сказал: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Эстрада помнил, кто был этот мудрец. Иисус из Библии. А ведь Иисус – Бог. Значит, если майор Мануэль Эстрада, живой с головы до пят, станет хоронить мертвеца, то совершит большой грех.