– Хозяин, хозяин, – произнесла одна женщина и указала на зеленоватую лужицу, выделявшуюся на сухой и пыльной земле.
– Хватит рыдать. Где Эдвед?
– Здесь. И она снова указала на лужицу. – Это все, что от него осталось! – Она испустила вопль, способный заставить скиснуть молоко.
Самди медленно опустился на колени, разглядывая лужицу, похожую на пролитую желчь. Он даже потянул к ней руку, но потом отдернул.
Коленопреклоненный, он простоял так несколько долгих, показавшихся всем вечностью, минут. Когда он наконец поднялся и повернулся к Руби, в уголках его глаз стояли слезы.
– Корасон объявил мне войну, – медленно проговорил он. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов на все.
Руби не могла отвести глаз от зеленоватой лужицы на земле. Сама мысль о том, что Корасон превратил юного гиганта в жалкую лужицу, не оставив ничего, кроме воспоминаний о его прежнем облике, заставляла ее содрогаться от отвращения и ярости.
Она смотрела Самди в глаза.
– Готов на все, – повторил он.
И старец хлопнул в ладоши. Хлопок прозвучал в тишине как выстрел, он прорезал атмосферу этого солнечного летнего дня, как не терпящий возражений приказ.
И барабаны смолкли.
Тишина окутала холмы и горы.
Глава одиннадцатая
На улицах столицы Бакьи не горели фонари.
На площади было темно – хоть глаз выколи – и очень тихо, только в висках у Римо пульсировала кровь.
Нет, это что то другое. Окончательно пробудившись, Римо осознал, что равномерное постукивание доносилось извне. Все та же барабанная дробь – только громче. И ближе.
Римо неподвижно лежал в клетке, всем своим существом ощущая холод ночи. Чутьем он понимал, что стражников что то беспокоит. Некоторые нервно переминались с ноги на ногу, другие ходили взад вперед, и все испуганно оглядывались, когда раздавался крик какого то ночного животного.
А барабанная дробь нарастала, приближаясь и становясь все интенсивнее.
Стараясь не производить ни малейшего шума, Римо незаметно потянулся рукой к решетке.
Пальцы его обпили дюймовый металлический прут. Он попытался сжать руку, но безуспешно – сила не вернулась к нему. Тело ныло от неудобного положения во время сна.
Римо неслышно перевернулся на другой бок, чтобы узнать, как там Чиун. Теперь голова его находилась у самой решетки, рядом с клеткой Чиуна. Сквозь железные прутья он видел лицо азиата – глаза того были открыты. Чиун прижал к губам палец, призывая Римо к молчанию.
Так они некоторое время лежали, прислушиваясь к нарастающему перестуку барабанов.
Барабанная дробь – все громче и ближе, громче и ближе – наполняла собой все воздушное пространство острова и, изменяясь, обретала, казалось, почти осязаемую реальность.
А потом все смолкло. И воздух словно взорвался тишиной.
И тогда послышался другой звук – какое то царапание, будто что то волокли по земле. Римо внимательно прислушался. Мышцы его были словно тряпки, но чувства понемногу оживали. Кто то приближался, шаркая ногами по гальке и пыльной земле. Нет, не один. Двое.
А потом Римо увидел их.
Двое мужчин. Ярдах в пятидесяти от него, в конце главной улицы Сьюдад Нативидадо. До пояса обнаженные, только белые штаны, – и ничего больше. Несмотря на темноту, которую смягчали лишь призрачное лунное сияние да редкая полоска света из окон президентского дворца, Римо мог видеть их глаза – выпуклые, с огромными белками, они словно вылезали из орбит.
Мужчины медленно продвигались вперед, шаркая и поднимая клубы пыли.
Когда они находились на расстоянии двадцати пяти ярдов, часовые повернулись в их сторону и остолбенели.
– Стой! – крикнул один часовой.
Но те продолжали все так же неспешно приближаться – неумолимо, словцо могучая снежная лавина, – выставив вперед руки, как спортсмены перед прыжком в воду. |