– Очень тебе скверно?

– Пожалуй, что очень.

– А спать ты можешь?

– Мало.

– Но прошлую ночь спал?

– Спал.

– Это после прогулки на берегу, – сказал Вилли. – Ну, ступай наверх и забудь про меня. Я буду заниматься делом вместе с Арой.

В поисках следов, оставленных немцами, они обследовали отмель в Пуэрто-Коко, объехали на шлюпке и мангровые заросли в глубине островка. Там были места, где вполне могла бы укрыться большая шхуна. Но их поиски ни к чему не привели, к тому же и шквалы начались раньше обычного, и под проливным дождем море стало взвиваться вверх белыми кипящими всплесками.

Томас Хадсон обследовал всю отмель и, обогнув лагуну, прошел в глубь островка. Он побывал в тех местах, куда слетаются в прилив фламинго, видал и стаи ибисов – cocos, – от которых островок и получил свое название, и парочку розовых колпиц, копавшихся в мергеле на берегу лагуны. Колпицы были очень красивы – ярко-розовые на фоне серого мергеля, движения изящные, быстрые, с порывом вперед, но в них чувствовалась удручающая, вызванная вечным голодом безликость – то, что свойственно некоторым болотным птицам. Понаблюдать за ними подольше ему не удалось, так как он хотел проверить, – может быть, люди, которых они искали, оставили шхуну в мангровых зарослях, а сами поднялись выше, спасаясь от москитов.

Он ничего там не обнаружил, кроме места, где когда-то обжигали уголь, вышел на отмель и уже сидел в шлюпке у Ары, когда налетел первый порыв шквального ветра.

Ара обожал выходить на шлюпке в дождь, в сильный шквал, и Томас Хадсон узнал от него, что поиски ничего не дали. Теперь все уже были на катере, кроме Вилли, который забрался на самый дальний конец острова за мангровую рощу.

– А ты что-нибудь обнаружил? – спросил Ара.

– Нет, ничего.

– Под этим дождиком Вилли немного поостынет. Вот отвезу тебя и за ним поеду. Как ты думаешь, Том, где они?

– В Гильермо. Я бы на их месте туда подался.

– И я тоже. И Вилли так считает.

– Как он там?

– Прямо землю роет. Ты же его знаешь, Том.

– Да, – сказал Томас Хадсон. Они подошли к катеру, и он взобрался на борт.

Томас Хадсон видел, как Ара развернул шлюпку и скрылся в белопенном шквале. Потом он крикнул вниз, чтобы ему дали полотенце, и вытерся досуха, стоя на корме.

Генри сказал:

– А выпить не хочешь, Том? Ты же промок насквозь.

– С удовольствием.

– Неразбавленного рому?

– Что ж, хорошо, – ответил Томас Хадсон. Он сошел вниз за свитером и шортами и увидел, что люди настроены весело.

– Мы все выпили неразбавленного рому, – сказал Генри и подал ему налитый до половины стакан. – Я считаю, что, если выпить да сразу же обсушиться, тогда не простудишься. Как по-твоему?

– А-а, Том! – сказал Питерс. – Присоединяешься к нашей компании? Мы для здоровья пьем.

– Ты когда проснулся? – спросил его Томас Хадсон.

– Когда бульканье услышал.

– Вот я сам как-нибудь ночью побулькаю, тогда посмотрим, проснешься ты или нет.

– Не трудись, Том. Вилли проделывает это каждую ночь.

Томас Хадсон решил не пить рома. Потом, увидев, что все пьют и все держатся бодро и весело, несмотря на невеселые дела, которые их ожидают, передумал: с его стороны это, пожалуй, было бы слишком педантично и добродетельно. Кроме того, ему хотелось выпить.

– Давай поделимся, – сказал он Питерсу. – Из всех сукиных сынов ты единственный, кто спит с наушниками лучше, чем без наушников.

– Чего тут делить? – сказал Питерс, позволяя себе отступить от служебной дисциплины. – Ни тебе, ни мне не получится.