– Как ты думаешь, где они?

– Думаю, не дальше Гильермо. А, впрочем, кто их знает.

– Завтра на рассвете мы выйдем и у Гильермо поймаем их.

– Может, поймаем, а может, они уже уйдут оттуда.

– Все может быть.

– Какого черта у нас радара нет?

– А чем он нам помог бы сейчас?

– Ладно, молчу, – сказал Вилли. – Ты меня извини, Том. Но охотиться с УКВ за объектом, на котором нет радио…

– Да, правильно, – сказал Томас Хадсон. – Значит, преследование мы ведем плохо? По-твоему, можно лучше?

– Да, можно. Ничего, что я так говорю?

– Ничего.

– Мне бы только поймать этих сволочей и убить всех до одного.

– А что это даст?

– Ты забыл, какую бойню они устроили?

– Хватит причитать, Вилли. Ты уже давно на морской охоте, тебе это не к лицу.

– Ладно. Просто я хочу их убить. Такое желание дозволено?

– Это уже лучше, чем болтать про бойню. Но мне нужен язык с подводной лодки, которая проводила операции в здешних водах.

– Твой последний язык был что-то не очень разговорчивый.

– Да. Но ты бы тоже молчал на его месте, если б был при последнем издыхании.

– Ладно уж, – сказал Вилли. – Можно, я пойду хвачу, что мне законно причитается?

– Пожалуйста. Переоденься в сухие шорты, в сухую рубашку и не цепляйся к людям.

– Ни к кому?

– Пора бы тебе поумнеть, – сказал Томас Хадсон.

– Пора бы тебе помереть, – сказал Вилли и улыбнулся во весь рот.

– Вот таким я тебя люблю, – сказал ему Томас Хадсон. – Таким и оставайся.

В эту ночь молния сверкала не переставая, громыхал гром и часов до трех утра лил дождь. Питерс ничего не добился по радио, и они заснули в жаре, в духоте, а потом, после дождя, на них налетели мошки и всех перебудили. Томас Хадсон побрызгал вниз «флитом», и там закашлялись, но возиться и шлепать себя стали меньше.

Он разбудил Питерса, обрызгав его всего «флитом», и Питерс замотал головой в наушниках и тихо сказал:

– Я все время пробую, Том. Но ничего не могу поймать.

Томас Хадсон посветил фонариком на стену и увидел, что барометр идет вверх. Значит, у фрицев будет попутный бриз, подумал Томас Хадсон. Опять они не могут пожаловаться, что им не везет. Надо обдумать это обстоятельство.

Он вернулся на корму и обрызгал «флитом» всю каюту, не разбудив спящих.

Потом сел и стал смотреть, как светлеет ночь, и время от времени опрыскивал себя «флитом». Дезинсекторы у них все кончились, только «флита» было много. Правда, когда он попадал на потную кожу, там начинало жечь, но все же это было лучше мошек. От москитов песчаная мошка отличалась тем, что, пока она не сядет, ее приближения не слышно, а зуд начинается сразу после укуса. В этом месте появлялась припухлость размером с маленькую горошину. Кое-где на побережье и на островах мошки были особенно злые. Во всяком случае, их укусы почему-то казались гораздо больнее. Но, может быть, подумал он, все зависит от состояния нашей кожи, насколько она загорела, огрубела. Как эту мошкару терпят местные жители, просто не представляю себе. Надо быть очень выносливым, чтобы жить здесь, на побережье, и на Багамских островах, когда пассаты не дуют.

Он сидел на корме, прислушиваясь, поглядывая по сторонам. Высоко в небе шли два самолета, и он слушал гул их моторов, пока они не затихли.

Мощные бомбардировщики, идут без посадки на Камагуэй по пути в Африку или куда-нибудь еще, а к нам это не имеет никакого отношения. Ну что ж, по крайней мере их не донимают песчаные мошки. Меня они тоже не донимают. Да ну, плевал я на них. Легко сказать – плевал.