Ни отпечатков пальцев, ни оторванных пуговиц, окурков, автобусных билетов или магазинных чеков. И только через пару дней я хватился вот этого самого письма. Я имею в виду оригинал вместе с конвертом. Это письмо оказалось единственным, что пропало после того случая.
Как вы понимаете, Юрий Петрович, это не могло не насторожить меня. Я связался с братом, рассказал ему об этом. И мы, поняв, откуда ветер дует, решили продолжить поиски. Мы разослали письма везде, куда только могли. Но это не принесло никаких плодов. Зато с некоторых пор я начал замечать, что за мной установлена слежка. Ну, знаете, ничего определенного, но постоянно такое чувство, что за тобой следят. Очень неприятное, прямо скажем, чувство. Постоянно в напряжении, не можешь расслабиться. С женой я, конечно, делиться не стал: зачем лишняя нервотрепка. И самое главное – я не понимал, почему, что я такого сделал, что за мной следят. Поначалу я решил, что это просто нервное расстройство от переутомления. Сходил к психоаналитику. Удивительно, но после того, как я ему рассказал о своих опасениях, чувство, что за мной следят, прошло. Но через неделю снова возобновилось. Тогда я вызвал специалистов по поиску средств для слежки. И что вы думаете? И в офисе, и дома, и в машине были обнаружены «жучки». И даже в моем костюме – том самом, в котором я был у психоаналитика.
А на следующий день после того, как были обнаружены «жучки», я чуть не попал в автокатастрофу. У меня сильные подозрения, что она была кем то подстроена. Я решил, что так жить больше нельзя, отправил жену в Лос Анджелес (там у меня есть дом), а сам прилетел в Москву, чтобы обсудить происшедшее с братом. И вы представляете, Юрий Петрович, по дороге из Шереметьева на меня было покушение. Чудом удалось спастись.
– Вы уверены, что это было покушение?
Михайлов младший горько усмехнулся:
– Ну а как еще назвать погоню и выстрелы? У меня есть серьезные основания полагать, что это как то связано с делом отца…
Он сделал знак своему брату, чтобы тот продолжил повествование. Константин Михайлов откашлялся и начал:
– Я живу в Псковской области. Занимаюсь экспортом леса. Меня там каждая собака знает. После звонка Славы я поехал в Москву. Потыкался по архивам. Глухо. Везде давали от ворот поворот. Я уж и так, и так, деньги давал – ничего не помогало. Единственное, чего я от них тогда получил, это маленькая справка, что отец был осужден по такой то статье в таком то году. А это я и без них знал. Самое главное – не сообщали, какое именно наказание получил отец. Пытался пробиться на прием к начальству – и тут облом. Не принимают меня, и все.
– А что вы хотели? – вставил я. – Речь идет о разведчике.
– Но и о моем отце! – возразил Михайлов старший.
– Значит, – подытожил я, – вам так и не удалось больше ничего узнать о судьбе отца?
– Нет, удалось. Кое что.
Михайлов старший достал из кейса лист бумаги и протянул мне.
– Прочитайте.
На листе значилось:
Федеральная служба безопасности РФ
Исх. № 235346347
Михайлову Константину Алексеевичу
В ответ на Ваш запрос от… сообщаем, что Ваш отец Алексей Константинович Михайлов был осужден военным трибуналом Московского гарнизона в закрытом судебном заседании 18 ноября 1971 года по статье 64 п. «а» к смертной казни – расстрелу. 2 сентября 1972 года приговор был приведен в исполнение.
Зам. начальника канцелярии
центрального аппарата ФСБ
Российской Федерации
генерал майор Стаднюк Н. Л.
Я вернул лист Михайлову.
– Ну и что дальше? Кажется, вы добились того, чего хотели?
Михайлов покачал головой:
– Нет, не все. Вот еще один документ. |