Она знала, что Тони невиновен.

Но понапрасну она пыталась привлечь его внимание. Он смотрел лишь в сторону председателя и заместителя прокурора.

Может быть, он больше не любит ее?

Может быть, он никогда ее не любил?

Может быть, он любил Диану?

«В таком случае пусть выпутывается сам!» — подумала она, засыпая.

Она не станет свидетельствовать в его пользу, если только он не ответит на ее знаки.

Глава вторая

Билли Хамбург рассеянно ответил на первые заданные ему вопросы.

Он вспоминал, как четырнадцать месяцев назад присутствовал на другом процессе просто как зритель, обсуждая его с Дото.

Сегодня тот же обвиняемый вновь предстал перед тем же судом за не менее чудовищное преступление, и он сам — представляете комедию — оказался активным участником зрелища.

В. — Сколько дней госпожа Хамбург и соответственно вы сами гостили у господина и госпожи Лежанвье?

О. — С пятницы, второго.

В. — Они вас пригласили?

О. — В этом нет необходимости. Мы всегда бывали у них запросто, без церемоний.

В. — Это относится и к обвиняемому? Он ведь вас сопровождал.

О. — Идея убить выходные в «Жнивье» принадлежала ему. Не могли же мы бросить его на лавочке в Тюильри.

В. — Будьте любезны, изложите суду, в результате каких обстоятельств вы позвонили в полицию?

О. — Я собирал грибы в глубине парка, белые. Услышал громовой трам-тарарам в павильоне, бросился прямо к цели… Диана, извините, жертва, лежала навзничь, с раной в груди, грудь ее была обнажена. Обвиняемый тоже мерил пол от стены до стены с браунингом в руке. Мэтр Лежанвье, совершенно потрясенный, учтите его возраст, смотрел на них так, словно ждал, что они сейчас встанут и поздороваются. Не обязательно особенно шевелить мозгами, чтобы понять, какая получилась петрушка.

Судья. — Суд опасается, что не улавливает всех особенностей языка свидетеля…

Председатель. — Выражайтесь, пожалуйста, более понятно и уважительно.

О. — Простите, это от волнения…

Защита. — Что вы точно понимаете под «трам-тарарамом»?

О. — Неожиданный шум необъяснимого происхождения.

Защита. — И чем он был вызван в таком случае?

О. — Тогда я не задался таким вопросом.

Защита. — Но сейчас мы вам его задаем!.. Подумайте… Каков бы ни был этот шум, он показался вам настолько тревожным, что вы тут же прервали сбор грибов, оставили свою корзинку и…

О. — Я не оставил мою корзинку. Она висела у меня на руке, и я бежал с ней до самого павильона.

(Смех в зале.)

Председатель. — Тише! Свидетель, суд вас вторично просит следить за тем, что вы говорите…

О. — Защита просила уточнений.

Защита. — Других уточнений, господин Хамбург! Я думаю… Кстати, об уточнениях… Не могли бы вы рассказать нам, как провели время в тот день после обеда?

О. — До вечера я разрабатывал в моей комнате проект одной афиши. Но с наступлением сумерек цвета меняются и ничего стоящего уже не изобразишь. Тогда-то меня и осенила идея пойти собирать грибы.

Защита. — Вернемся к громовому трам-тарараму, или, проще говоря, неожиданному шуму необъяснимого происхождения* который прервал ваше занятие. Вы находились примерно в сотне метров от павильона, если верить вашим первоначальным письменным показаниям, когда он раздался. Какие звуки составили этот шум?

О. Звон стекла. Сухой кашель револьвера.

Защита. — Сколько прозвучало выстрелов?

О. — Два, более вероятно, что три… ведь было произведено три выстрела.