Как всюду в оккупированной Европе, она была главной народной силой. Все они партизанили вплоть до освобождения, потом дожидались репатриации, но — опять пришли немцы. Американцы отступали с такой поспешностью, что догнать их было невозможно. Им было не до русских. Но не все смогли умчаться на машинах. Вот и в землянке трое американцев — Джо, Уоррен и Гарри. Ребята что надо, свои в доску. Так что в отряде было до прихода Виктора и Эрика трое русских, трое американцев, трое бельгийцев — один по происхождению немец, а также валлонец и фламандец. Сплошной интернационал, все рабочие да крестьяне. Кто не воюет, тот не ест! Они наслышаны про дела двух невидимок Буллингенского леса. Давно искали с ними встречи через Алоиза и других связных.
Эрик тем временем выяснил, что все трое американцев были из соседнего полка его же дивизии. Проверил «собачьи бирки» — солдатские медальоны, — все как будто в порядке, не самозванцы. Оказывается, погибло только два полка с приданными частями, а 424-й полковника Александра Рида сумел-таки (вот молодчина!) вовремя смыться. Все трое оставались в прикрытии. Погиб весь взвод, только они уцелели. Личность Эрика Худа-младшего, знавшего наперечет всех командиров в штабе дивизии, не вызывала никаких сомнений. К тому же все документы в порядке и знает, как зовут подружку Микки Мауса. Другое дело — лейтенант Виктор Кремлев, как он изволит величать себя. Странная, что ни говори, фигура. Когда Виктор снял с себя теплый маскировочный комбинезон, который можно было вывернуть, превратить в комбинезон обычного цвета немецкой пехоты — цвета «фельдграу», все увидели, что на кем форма немецкого лейтенанта, только на левом плече — овальный сине-бело-красный шеврон с буквами «РОА». Форма немецкая, документы власовские, а говорит, что так надо, разведчик, мол. А как проверишь, разведчик он или нет? И чей разведчик? А может, шпион власовский и есть?
— Так и у вас же, братцы, документов нет, — резонно заметил Виктор, несколько натянуто улыбаясь при шатком свете трех вермахтовских плошек.
— Мы — народ проверенный, партизанили вместе, знаем друг друга как облупленных, — напряженно проговорил Длинный.
— А меня знает Эрик Худ. Мы с ним тоже вместе партизанили.
— Без году неделю. Даже меньше. Неясный мне ты человек, — заявил одессит. — Может, и не лейтенант ты наш, а ваше благородие, поручик Русской освободительной армии, а этот американец — подставное лицо для маскарада.
Виктор оглянулся недоуменно на Эрика — что же тот не спешит на помощь! Эрик медленно сказал:
— Видит бог, нелегко, надев форму, идти на войну и драться на фронте. Еще труднее биться с врагом без формы — в партизанах, в подполье. Но всего труднее воевать в форме врага. Как воюет Виктор. Он мне спас жизнь. Я доверяю ему как самому себе.
Тут выяснилось, что никто из американцев не говорит, как и следовало ожидать, по-русски, а из русских только Виктор говорит по-английски. Так языковой барьер сразу же осложнил международные отношения в землянке. После долгих разговоров на трех и более языках Жан, который еще не ушел с Алоизом, перевел красочный рассказ Эрика о первых шагах советско-американского партизанского отряда имени Айка и Джорджи. Тогда одессит первым выразил Виктору вотум доверия и предложил назначить его переводчиком.
— Не переводчиком, а командиром, — поправил его неожиданно Король. — Нам давно командир нужен. Лейтенант грамотнее нас вообще и в военном деле, Я ему верю. У меня глаз наметанный. Всякую сволочь в лагере я насквозь видел.
Ну и дела! То расстрелом пахло, а теперь командиром выбирают.
Бельгийцы тоже не возражали против такого командира — лейтенант Красной Армии! Эрик, узнав, в чем дело, проголосовал обеими, как говорится, руками за своего друга и побратима, спасшего его от верной смерти. |