Мы гуляем по Тикси. Ленские суда ушли на Лену: ледовая проводка закончена. Ребята уже привыкли, а мне сегодня нет-нет да подумается, что здорово это все же: речные суда пролезли сквозь десятибалльный лед. Значит, не зря там корпели над картами в этом штабе проводки, не зря летали над ледяным полем самолеты и мощные ледоколы ломали перемычки. И не зря доброе столетие сотни смельчаков боролись со штормами и мерзли во льдах, осваивая Северный морской путь…

Мы с Маркиным гуляем по деревянному, похожему на Диксон Тикси.

— Зайдем-ка в райком, — говорит Маркин, — тут у меня приятель есть, один якут, товарищ Тен.

Тен — худенький, в аккуратном синем пиджачке с пединститутским значком.

— А, Маркин, старый друг, — говорит он. — Что пригнал?

— Что пригнал? — вторит гость Тена, приземистый, смуглый, рябой якут в синем флотском кителе. — Что пригнал, Маркин?

Это старый ленский капитан Дьячков.

— Ну-ка, опиши им «Смоленск», — говорит мне Маркин.

Я рассказываю о мощных машинах, об огромном трюме и об испытанной прочности днища наших самоходок.

— Ай, хорошо, — говорит Дьячков, — то, что нужно, пригнал.

Приятно все-таки, что мы пригнали им то, что нужно.

Тен разворачивает карту:

— Я теперь отдел строительства, знаешь? Смотри, какое строительство в Якутии: тут, тут, тут. И тут… Транспорт нам очень нужен. Ой выручил, друг Маркин.

— Мы-то вас всегда выручаем, — говорит Маркин. — Не то что вы.

— Мы? А что мы? — горячится Тен.

— Что мы. Что мы… У нас вон успешная проводка, а у вас в Тикси — сухой закон…

Все смеются.

Я смотрю в окно. Сопки серовато-белые, уже заснеженные. Слева, в затоне, — рыжее болото бревен, а прямо, в бухте, на серой глади — наши суда. Ох, и далеко отсюда Москва.

— Далеко? — говорит Наянов, — ничуть не далеко. Проводку мы кончили. Если в Ленском пароходстве работать не хочешь, лети в Москву — завтра, послезавтра и лети…

Заметив, как меняется выражение моего лица, Наянов смеется:

— Ну понял, понял. На первый раз, значит, и пяти месяцев плавания хватило. Ладно, можешь сегодня лететь.

Все понимает, недаром же он «папа»…

Аэровокзал в Тикси захудалый. Зато на поле — роскошь: огромные ИЛ-18 с синенькими значками — аэрофлотские и с красными — полярной авиации. А пассажиры! Откуда здесь только нет пассажиров. И в каких портах они только не сидели, бедолаги, в ожидании летной погоды. Теперь уж скоро полетим. Все что-то возбужденно говорят, скоро посадка. И вдруг смолкают: прошла загорелая девушка с полной сеткой помидоров. Есть же где-то загорелые девушки. И помидоры тоже. Разговоры звучат еще громче: посадка, летим в Москву.

Стюардесса представляет нам командира лайнера:

— Известный полярный летчик Петров.

Это красивый краснолицый мужчина с немножко надменным лицом.

Интересно, это тот самый знаменитый Петров, который обеспечивал нашу проводку в шестидесятом? А может, и не тот; здесь на Севере столько знаменитых. Здесь чуть не каждая проводка, чуть не каждый полет — приключение. Внизу под нами какие-то замерзшие реки, тундра, щеточки мелколесья.

Хатанга просит, чтобы мы сели: нужно забрать пассажиров. Идем на посадку.

В аэропорту Хатанги я вижу знакомые лица: ба, да это ребята с «пэтээски». Ну да, они ж ее для хатангских рыбаков гнали. Вон их симпатичный старпом в красном свитере — Юра Галицкий, а вон и бородатый «маркони».