Караван перестраивается. «Ленин» уходит вперед. Он будет производить разведку и прокладывать канал. За ним — «Ленинград», «Красин» и на буксире у «Красина» наши «Смоленск», «Дивногорск» и один танкер. Дальше — «Капитан Афанасьев», «Бравый» с одесской самоходкой на буксире. Мы — за «Красиным». Начали движение. Обстановка тяжелая — лед плотный. Идем еле-еле.

Мы пришвартовались втугую к «Красину», лазить туда легко. Ребята снарядили меня к их старпому, просить кино. Хорошие люди на «Красине»: отыскали механика, он у них по совместительству, но не пожалел своего отдыха после вахты, устроили для нас киносеанс в своей кают-компании. Смотрели мы «Девять дней одного года». Красинцы почему-то ругали картину, а нашим всем понравилось. Долго потом вспоминали и Смоктуновского, и Баталова, и Таню Лаврову.

— Вот закончу перегон, — сказал Женька, — поеду к той Тане свататься. Поехали?

— Как же, — сказал я, — ждет она нас с тобой.

— Ну и ладно, — сказал Женька. — Повеселимся в Москве. А что денег останется, подарков куплю в Ростов дальним родичам. А потом займу у них на дорогу и опять, как был, на зимовку.

Мгновенно Женька расправляется с немалым своим перегонщицким доходом…

Идти становится все труднее. Скорость упала уже до двух миль, пешком быстрее дойдешь. С соседнего танкера сообщили, что там от ударов льда погнулись рулевые тяги, теперь они не смогут двигаться самостоятельно. Идем с еще большей осторожностью.

Я заступил на вахту в четыре часа утра. Льды мощные, старые, грязные. Ползем еле-еле. «Красин» словно бы стоит на месте и только вздрагивает, а по бокам его, из труб охлаждения, льется вода. Льды смыкаются и за «Лениным», и за «Ленинградом», и за «Красиным», нещадно лупят наши самоходки. Это вот и есть десятибалльный лед. Каждую минуту можно ждать беды.

Капитан то и дело посылает меня в трюм: «Проверьте водотечность!»

К концу вахты мы еле волочим ноги. В нашем обширном трюме гул и грохот. Точно нажимают на дно корыта, и оно с грохотом прогибается. А порой кажется, что там, с той стороны, лупят кувалдами по корпусу. Но в трюме пока сухо. Держится самоходочка. Пробираюсь обратно к люку. Поскорее отсюда выбраться. Вдруг с отчаянным скрежетом льды сжимают корпус самоходки. Затирают. Какое-то словечко нездешнее, из другого быта, помельче.

Утром «Ленин» и «Ленинград» уходят на запад. У них много работы. Атомоход за эту навигацию уже больше полсотни судов провел, а ему еще, кажется, на станцию «Северный полюс» идти — на СП-10.

Пока ледовая обстановка тяжелая. Вахту стоим теперь по двое, проверяем трюм. При такой вахте не разоспишься, всего четыре часа остается. Снова и снова лезем с Максимкой в трюм, стучим по железным бокам самоходки, проверяя днище на водотечность. Красноярская самоходка держится молодцом, даром что неказистая. Держись, держись…

Ночью мы наконец вышли на чистую воду. Проскочили!

Я как раз стоял на руле, когда кончился лед. Чистая вода… Идем к Оленекской протоке: наши еще в 1959 году провели суда этим самым западным рукавом Лены — Оленекской протокой. Здесь, кажется, мы должны идти и в этом году. В пять часов утра перевели стрелки часов еще на час, стало шесть. Мне крупно повезло: вахта моя сократилась на час. И лед кончился, сплошные удачи. А в Москве сейчас полночь. Там еще не ложились спать.