— А теперь ты говоришь о каких-то «волнах ненависти». Я знаю Вешневу — это очень красивая женщина, — он обращался теперь в основном не ко мне, а к Эрику. — Красивая и холодная. Многие в больнице пытались за ней приударить — и все бесполезно. Один из ее отвергнутых поклонников прозвал ее Снежной Королевой.
— Кто именно? Она на меня произвела именно такое впечатление — ледяное сердце.
— Ну почему все женщины так любопытны? Хирург из сердечно-сосудистого, он у нас больше не работает. Как и все хирурги, циник снаружи, а в душе романтик. Так вот, Вешневу многие не любят, даже мужчины. С ней очень трудно иметь дело, в каждом больном она видит симулянта. Насколько я знаю, заместитель главного врача по трудовой экспертизе соседней поликлиники — той, у которой с нами общий забор, — от нее плачет. Она как-то приходила ко мне жаловаться…
— Что, неужели мадам Вешнева и ее довела до суицидальной попытки?
Эрик откровенно хохотал, а Володя не выдержал — и тоже улыбнулся:
— Нет, она приходила по поводу своего родственника, а разговор о Вешневой зашел случайно. Зато ты, Лида, можешь кого угодно довести до отчаяния — это твое поведение можно классифицировать как саморазрушительное, ты все время необоснованно рискуешь.
И мне кажется, что «волна ненависти» существует только в твоем воображении…
— Больном воображении, ты хочешь сказать? — я пошла в атаку.
— Нет, конечно, — Володя успокаивающе погладил меня по руке, но меня это не успокоило, а, наоборот, бросило в жар — слишком свежи были воспоминания ночи. — Я хочу сказать, что тебе эта женщина крайне антипатична, ты уже имела с ней стычку, когда еще ничего не знала о ее роли в нечистых делишках Сучкова. Ты же прекрасно знаешь, что как любовь порождает любовь, так и ненависть вызывает ответную ненависть. Ты и Вешнева испытываете друг к другу одинаково сильные чувства, она тебе отвратительна и безо всякого Черевкина. То, что ты приняла за ее реакцию на его имя, вполне могло быть просто ее «бурной радостью» при виде тебя.
— Так ты не веришь, что это может быть Вешнева?
— Да нет, Лида, это вполне вероятно, но, по-моему, ты слишком полагаешься на свою интуицию…
— И к тому же я выяснил, что Сучков вернулся в Москву гораздо раньше, чем появился у себя в квартире, — вставил Эрик, до того молча нас изучавший; кажется, он что-то заподозрил. — Правда, остановился он вовсе не у Клары, а у своего старого приятеля, и они весело проводили время втайне от домашних. Так что он уже был в Москве, когда у Лиды начались неприятности, и таким образом остается одним из главных подозреваемых.
— Итак, кто же у нас остался: исполнитель — Викентий-Витамин, заказчик — либо Сучков, либо Вешнева. Хотя бы известно, кого опасаться.
— Лида, умоляю тебя, хватит самодеятельности, — Эрик говорил очень серьезным тоном, не допускавшим возражений. — Наверное, я все-таки был прав: следовало отправить тебя на эти дни в Петербург. Сегодня четверг, шеф ждет меня в семь вечера, и не одного, а с тобой, но завтра я сам посажу тебя на поезд. Я думаю, ты, Володя, со мной согласишься?
Бедный Володя! Он покраснел; конечно, он не хотел, чтобы я уезжала именно теперь — он был уверен, что и сам сумеет обо мне позаботиться, но вслух вынужден был согласиться с Эриком.
— И еще один факт, о котором вы еще не знаете. Ваш Викентий-Витамин мертв.
Все-таки нашему детективу очень нравились драматические эффекты. Насладившись нашими ахами и охами, он удостоил нас более подробного рассказа.
— Я решил сам побеседовать с санитаром и отправился к нему вчера вечером. |