— Все в порядке, — сказала. — Наши больные уже снова в двухместке.
— Кто? — спросила Зоя Ярославна. — И Долматова, и Елизавета Карповна?
— Обе, — торжественно провозгласила Клавдия Петровна. — Друг возле дружечки…
— Елизавета Карповна — это, кажется, учительница? — спросил Вершилов. — Как она? Я ее еще не видел после приезда.
— Представьте, намного лучше, — сказала Зоя Ярославна.
— Да, — подтвердила Клавдия Петровна. — И не сравнить, как было. Видно, помог этот самый венгерский препарат чудодейственный…
— Хорошо бы, — сказал Вершилов. — А я, видно, не сумел разобраться по-настоящему в защитных силах организма.
— К слову, я тоже, — добавила Зоя Ярославна. — Надо сказать, что мы, медики, явно недооцениваем эти самые защитные силы.
— Человеческий организм невозможно вычислить или предугадать, — заметил Вершилов.
— Еще как невозможно, — согласилась Клавдия Петровна. — Иной раз, честное слово, сама удивляешься: кажется, все кончено, уже полное фиаско во всем, ничего восстановить нельзя — и вдруг совершенно неожиданно просто феерическое возрождение, на диво всем!
Зоя Ярославна едва заметно подмигнула Вершилову: оба знали невинную страсть старшей сестры пересыпать свою речь изысканно звучащими словами.
— Значит, Елизавете Карповне лучше? — переспросил Вершилов.
— Намного лучше, — подтвердила Зоя Ярославна. — Она окрепла, повеселела, появился аппетит…
Вершилов улыбнулся.
— Я вспомнил, профессор Мостославский говорил в таких же точно случаях, когда, казалось бы, безнадежный больной оживал: «Валенки с заплатками иной раз служат дольше новых…»
Снова зазвонил телефон. Вершилов снял трубку.
— Я не договорил тебе давеча, — раздался голос Вареникова. — Я хотел бы сказать, что я очень рад, что тебе плохо. Даже очень плохо.
— Чем же? — спросил Вершилов, закрыв мембрану рукой, впрочем, ни Зоя Ярославна, ни Клавдия Петровна не прислушивались к разговору.
— Чем тебе плохо? — В голосе Вареникова зримо ощущалась улыбка. — Хотя бы тем, что с женой не повезло, думаешь, никому не известно? Все знают, что вкус у тебя здорово подгулял, супруга твоя, что называется, хуже не придумаешь…
— Ну, еще что скажешь? — спросил Вершилов, с досадой ощутив, как сильно и гулко забилось сердце, все-таки сумел его уколоть старый друг, да, именно друг.
— И доченьки тоже не сахар, — продолжал Вареников. — И это тоже все знают, и я очень рад, скажу по совести, очень, очень рад…
Вершилов не дослушал, положил трубку.
— Кто это? — спросила Зоя Ярославна. — Опять главный теребит?
Главврач имел особенность вызывать к себе чересчур часто заведующих отделением, особенно тогда, когда они возвращались из каких-либо командировок.
— Нет, это не главный, — ответил Вершилов и поднялся из-за стола. — А вообще-то спасибо, вы мне напомнили, я еще час тому назад обещал зайти к нему…
Зоя Ярославна взяла со стола синий фломастер, покрутила между пальцами.
— Воображаю, какой ор начнется, когда он узнает о Вареникове и о Ткаченко, что-то будет…
— И поделом нам всем, — серьезно сказал Вершилов. — Раз не сумели сами во всем как следует разобраться, значит, правильно, если нам попадет. |