— Вот уж поистине Дориана, — откровенно говорили коллеги-врачи, приглашенные ею на свадьбу сына.

Она казалась ненамного старше своего сына, высокая, статная, золотистые волосы убраны в затейливую прическу, глаза сияют, искрятся.

Жили все четверо дружно, молодая невестка пришлась, как говорится, ко двору. Родители мужа полюбили ее, Алла Борисовна говорила:

— Мне даже имя твое по душе, у меня на фронте была подруга, тоже Таня…

Алла Борисовна любила вспоминать о фронтовых годах, о том, как она встретилась там, в госпитале, с будущим своим мужем.

Летом сорок первого Алла ушла на фронт.

В ту пору она жила под Москвой, в Раменском, вместе с родителями, у которых была небольшая дача с огромным, запущенным садом. За год до войны Алла вышла замуж, но не прошло и десяти месяцев, как разошлась с мужем. Странное дело: в школе вместе учились, все годы сидели за одной партой, казалось бы, могли хорошо изучить друг друга, и вот — разошлись…

Когда Аллу спрашивали, что же случилось, почему не стали жить вместе, коротко отвечала:

— Не сошлись характерами…

Ей возражали:

— Но вы же знакомы вроде бы с детства…

— Ну и что с того? — спрашивала Алла, и на этом разговор кончался.

Она поступила в мединститут, но проучилась совсем немного, когда началась война.

С первых дней войны Алла отправилась на Северо-Западный фронт.

Она работала сестрой в медсанбате; работа была по ней, хотя и тяжелая, случалось, по нескольку суток не могла прилечь, подремать хотя бы час-другой, однако она никогда не жаловалась и не сетовала на свою судьбу, на передовой солдатам намного тяжелее.

Разумеется, в нее влюблялись многие раненые, даже иные врачи, обремененные семьями, которые остались в тылу, не в силах были пройти мимо нее, но она держалась строго, не отличая никого из своих многочисленных поклонников.

Однажды все-таки и ее сердце дрогнуло: в нее влюбился очертя голову молодой лейтенант-армянин со сквозным ранением руки. Прошло какое-то время, и она поняла, что тоже любит его.

Когда лейтенант поправился, ему дали отпуск по ранению и он уехал на родину, в Ереван. Перед разлукой они поклялись друг другу хранить вечную любовь, ведь в молодости легко бросаются словами «вечно», «всегда», «навсегда».

Звали его Лев. Левон Сагателян, у него была пылкая кровь, унаследованная от матери-грузинки и армянина-отца.

Каждый день он писал Алле из Еревана, в каждом письме горячо уверял Аллу-джан, что у него никогда никого не будет, кроме нее…

Кончился отпуск, он снова ушел на фронт. А в сорок четвертом — незадолго до конца войны — новое ранение, в результате почти полная потеря зрения.

Об этом страшном ранении Алла узнала стороной, случайно повстречав как-то врача из того госпиталя, в который положили Левона.

Сам Левон перестал ей писать. Она писала на адрес госпиталя в Свердловск, на его домашний адрес в Ереван, никакого ответа.

К тому времени война уже кончилась. Алла вернулась домой, к себе в Раменское.

Она была очень хороша собой, могла устроить свою жизнь так, как хотела, могла выйти замуж за соседа, полковника в отставке; начальник госпиталя, в котором она проработала всю войну, откровенно предлагал ей руку и сердце, некоторые врачи так же без зазрения совести охотились за нею, но она отвергала всех.

Все ее мысли и желания были сосредоточены только лишь на одном Льве, который неведомо почему так и не подавал о себе вести. И она решила отправиться в Ереван, узнать, что же произошло, почему он перестал ей писать.

Он жил в четырехэтажном доме на одной из окраинных улиц Еревана, из его рассказов она знала: их семья — большая, очень веселая, по его словам, — занимала весь верхний этаж — пять комнат.