— Все мой сделал, — сказала Соня, — собственными десятью пальцами.

Мужа в тот день дома не было.

— Я его только за глаза хвалю, — продолжала Соня. — В глаза ни-ни, не то разбалуешь на свою же голову…

Наряду с обдуманно трезвым отношением к жизни Соня отличалась некоторой романтичностью натуры.

Однажды даже призналась, что хотела бы поехать в джунгли и там помогать какому-нибудь хорошему, самоотверженному врачу, вроде доктора Альберта Швейцера, лечить туземцев.

Вика Коршунова, обладавшая практичной жизненной сметкой, спросила:

— А на кого семью бы оставила? Сама в джунгли нацелилась бы, а мужу с дочкой каково без тебя?

— Как-нибудь обошлись бы, — ответила Соня. — В конце концов, не маленькие же и без меня бы управились…

— Конечно, управились бы, — Вика насмешливо присвистнула. — Дочка еще туда-сюда, и в самом деле могла бы обойтись, а муж твой — пиши ему тогда мелким почерком до востребования.

— Почему мелким почерком до востребования? — не поняла Соня.

— Потому что ни одного мужа нельзя оставлять одного надолго, — вразумительно пояснила Вика, — ни одного, даже самого лучшего, самого безупречного, уведут, и сам не заметит, как это случилось…

Алевтина была в хороших отношениях и с Соней, и с Викой. Но Соня была ей больше по душе, может быть, потому, что так же, как и Алевтина, непритворно жалела больных, никогда не ругала их за глаза, не смеялась над ними, как это нередко делала Вика.

Соня стала еще больше нравиться Алевтине с того дня, когда однажды привела с улицы дворняжку, белую с рыжими пятнами, хвост колечком.

— Шла за мной от самого метро по всем переулкам, — сказала Соня.

Брезгливая Вика замахала обеими руками:

— Пусть она отойдет подальше, только блох не хватало…

— На тебя ни одна не прыгнет, — сказала Соня. — Увидит тебя и отвернется…

— Нет, в самом деле, — не отставала Вика. — Куда ты ее денешь?

Они все трое — Соня, Вика и Алевтина — сидели в подвале, где хранилась одежда больных, здесь же притулилась и собака.

Алевтина сказала:

— Считай, что ты уже приручила ее, погляди, как она на тебя смотрит!

Собачьи глаза, почти черные, с огромным зрачком, не отрываясь смотрели на Соню с нескрываемой любовью.

— Да, глаза у нее что надо, — призналась Вика. — Мне бы такие глаза, я бы их еще подмазала как следует, удлинила бы до конца, а веки растушевала зеленым, было бы дело!

— Ты приручила ее, — повторила Алевтина.

— Ну и что с того? — спросила Соня.

— Значит, ты уже отвечаешь за собаку, — сказала Алевтина. — Мой папа говорит, мы всегда в ответе за тех, кого приручаем.

— Это раньше твоего папы сказал французский писатель Сент-Экзюпери, — сказала начитанная Соня. — Я сама читала у него эти самые слова…

— Пусть будет так, — согласилась Алевтина. — Может быть, мой папа тоже читал этого же самого Экзюпери, но дело сейчас вот в чем: как быть с собакой?

Соня сказала:

— Пусть покамест побудет здесь, в подвале, а я что-нибудь придумаю.

Собака так и пробыла в подвале два с половиной дня. Сторож Никита Юрьевич, старик добродушный, хотя и порядочный зануда, любивший ворчать и брюзжать до бесконечности, согласился оставить собаку у себя, даже подстилку раздобыл.

Соня спускалась в подвал, выводила собаку во двор, приводила обратно.