— Если бы она еще нисколько не походила на своего дедушку, как было бы хорошо…»
Потом он перестал вспоминать и думать, потому что начался фильм, классический детектив в стиле Хичкока, ужасы, привидения, нервные герои, то и дело теряющие сознание, проницательные сыщики, с трудом побеждающие всякого рода монстров…
Он вышел на улицу; яркое, уже совсем по-летнему обжигающее солнце ослепило его, навстречу шла толпа, как и всегда в Будапеште, казавшаяся ему веселой, нарядной, оживленной.
Он поднял руку, остановил такси; молодой смуглолицый шофер вопросительно посмотрел на него.
— Фармацевтический завод… — чуть запинаясь, сказал Вершилов. — Вы поняли?
Шофер кивнул, резко вывернул машину, обогнул площадь и ринулся по соседней улице, прямехонько по направлению к заводу.
Будапештские шоферы ездят обычно очень быстро…
Доктор Йонаш стоял возле заводских ворот, Вершилов невольно оценил эту вежливость по отношению к нему, иностранцу, потом он догадался: Йонаш хотел оплатить за него такси, он быстро вынул кошелек, быстро сунул шоферу сотню форинтов, сказав по московской своей привычке:
— Без сдачи…
Он не заметил, что произнес эти слова по-русски, но шофер понял его, радостно осклабился и мгновенно исчез, как бы боясь, что тароватый иностранец передумает и потребует всю сдачу сполна.
Хотя доктор Йонаш стоял поодаль, он почему-то все как есть понял. Крепко пожав руку Вершилова, поздравив его с благополучным прибытием, укоризненно заметил:
— Не надо так разбрасывать деньги, друг мой. Зачем?
— Захотелось, — ответил Вершилов, ожидая ответной улыбки, но Йонаш еще раз покачал головой, не сдаваясь:
— Так не надо делать…
— Почему не надо? — спросил Вершилов. — Разве плохо принести кому-то хотя бы маленькую радость? Ведь этот парень, должно быть, рад-радешенек, что получил около сорока форинтов сверху.
— Это плохо, — безапелляционно заявил доктор Йонаш. — Во-первых, вы рискуете остаться без гроша, а на чужбине это очень вредно и плохо, во-вторых, вы развращаете молодое существо, в-третьих…
— Ладно, — прервал его Вершилов. — Хватит. Не будет денег, друзья выручат, хотя бы вы, доктор Йонаш, что, нет, скажете?
— Выручу, — согласился доктор Йонаш, улыбнулся, и мигом в лице его исчезла брюзгливость, стало видно, что он, в сущности, славный малый, может быть, немного ограниченный, в чем-то даже чуть-чуть зануда, но в общем неплохой и добрый мужик, с которым можно иметь дело…
Они шли по заводскому двору, Вершилов обратил внимание: почти все рабочие, встречавшиеся им, здоровались с доктором Йонашем.
— Вас все, видно, знают, — сказал он.
— А как же? — спросил Йонаш. — Я же здесь работаю более двадцати лет, меня знают все, и я всех знаю…
— Сколько человек работает на вашем заводе? — спросил Вершилов. — Если, конечно, не секрет?
— Какой там секрет, — улыбнулся Йонаш. — Теперь у нас уже более пяти тысяч рабочих, а в недалеком будущем, надеемся, эта цифра вырастет до семи тысяч…
Он, видимо, хотел еще что-то добавить, но прервал самого себя: навстречу им приближалась женщина, темноволосая, с узкими плечами. Вскинула огромные, озерные, как мысленно определил Вершилов, глаза, слегка улыбнулась и вдруг ослепила несказанной, поразительной красотой. Должно быть, можно было часами глядеть на удивительное это лицо, бережно очерченное чьей-то уверенной рукой, на летящие брови над светлыми, и вправду походившими на озеро, глазами, на четкий неяркий рот, на бледные щеки в слабой осыпи веснушек…
— Познакомьтесь, — сказал доктор Йонаш, — это Марта Теплиц, наша заведующая лабораторией. |