|
Иногда, впрочем, он говорил начальнику охраны: "Хочу посмотреть людей". Тот, как и все окружавшие генералиссимуса, обязан был понимать не слово даже, а намек, интонацию, паузу, генерал успевал дать команду по трассе -- помимо батальона охраны, расквартированного в казарме, оборудованной в бывшем ресторане "Прага", на Арбат мгновенно перебрасывалось еще одно подразделение: люди в коричневых и синих драповых пальто стояли на расстоянии ста метров друг от друга, в поле взаимной видимости; снайперы занимали все отдушины на чердаках, генералиссимус мог ехать со скоростью сорока километров, улыбчиво обнимая своими желто-рысьими глазами прохожих, их лица, одежду, сумки в руках... Однажды Георгий Федорович Александров, начальник Управления агитации и пропаганды ЦК, предложил Сталину ознакомиться с совершенно секретными переводами дневников "колченогого" -- так, с легкой руки Деканозова, в близком окружении Сталина звали рейхсминистра пропаганды Геббельса. Сталин равнодушно кивнул на стол: мол, оставьте, будет' время -- погляжу, но не обещаю, занят... Читал всю ночь, с трудом удерживая себя от того, чтобы не делать карандашных пометок (на "Майн кампф" наследил, не мог себе этого простить, тем более что экземпляр был не его, а Ворошилова, выпустил еще Зиновьев в 1927-м, для членов ЦК -- "угроза No 1"; просить, чтоб вернул, нельзя, не преминет полистать, простован-то простован, а дока). Порою, хуже того, увлекшись, он делал отчеркивания ногтем, тюремная привычка; отучил, кстати, сокамерник Вышинский: "Коба, у вас крепкая рука, давите большим пальцем, очень заметно, охранка умеет работать с книгами арестантов (сидели в Баку), могут набрать на вас материалы, будьте осторожны". Особенно интересовался церемониями встреч фюрера с нацией -- Геббельс "организовывал это артистически, особенно с детьми и старушками, непременно в небольших городках; истинная легенда, которая останется в веках, рождается в сельской местности, город мгновенно поглощает все новости, растворяет их в себе; беспочвенность интернационального "асфальта" чревата потерей национальной памяти. Молодец Геббельс, смотрел в корень; если Петр учился у шведов, отчего нам не поучиться у немцев? ...Сталина заинтересовала эта глава потому особенно, что он в отличие от Гитлера, любившего зрелища, предпочитал держаться в тени, с одной стороны, он слишком хорошо знал русских, их сдержанность, в чем-то даже зажатость, а с другой -- страшился разрушить ореол, созданный пропагандой: вместо высокого, широкоплечего русского военачальника и ученого -- только поэтому Вождя -- люди увидят рябого, плешивого, маленького человека с прокуренными зубами, седого и малоподвижного, страшащегося, что его может окружить тесная и душная толпа незнакомых ему людей. |
