|
.." Той же ночью библиотеку погрузили на полуторки, вывезли в лес, облили бензином и сожгли. Именно тогда он и подумал вновь: "Скоро стукнет семьдесят, а где мои теоретические работы? У Троцкого пятьдесят томов, у Бухарина было чуть ли не двадцать, а что у меня? Подоспело время готовить цикл теоретических трудов, где будут расставлены все точки над i. На смену Идеи интернационала должна прийти доктрина Державности". Он любил думать впрок, не терпел спешки, своего любимца Мехлиса осаживал прилюдно: "Это ты в своем кагале кипятись и отдавай команды, мы, русские, любим неторопливую, солидную обстоятельность, запомни". На торжествах, когда весь мир гулял его день рождения и Москва была иллюминирована ярче, чем на Перво-май, он, слушая бесконечные речи о великом вожде, гениальном, стратеге, лучшем друге, выдающемся ученом, брате и соратнике Ленина, поднявшем на невиданную высоту его учение, несколько рассеянно оглядывая многочисленных гостей из-за рубежа, что привезли ему множество подарков, на какое-то мгновение отключился; надоела аллилуйщина; как чисто и высоко было в нашем храме в Тбилиси, как прекрасен был хор, когда мы возносили слова господу и купол вбирал их в себя, давал им новое, иное звучание, отдельное от нас, сопричастное с вечностью, а не с бренной плотью... Глядя на затылок очередного оратора, бритый под скобку .(чистый охотнорядец, читал, не отрываясь от бумажки, написанной в Агитпропе и трижды утвержденной на Оргбюро, Секретариате и Политбюро, наверняка какой-нибудь дрессированный мужик из колхоза), Сталин вдруг явственно услышал голос отца Георгия, который говорил им, замеревшим в зыбком восторге семинаристам, литые, значимые Слова, а не дребедень, что болтают в этом зале: "Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть..." Неожиданно для всех Сталин поднялся -- как всегда норовил устроиться один где-нибудь в четвертом ряду президиума, поближе к выходу, -- и, балансируя, на цыпочках, стараясь не мешать оратору, покинул зал. Он вошел в комнату, где были накрыты столы с бутербродами, водкой, минеральными водами, вином и коньяком, не обратив внимания на вытянувшихся официантов и нескольких членов президиума, вышедших перекурить,-- сидели уже третий час, а конца и краю чествованию не видно. Ни к кому не обращаясь, Сталин спросил, где телефон; официант и подбежавшие офицеры личной охраны повели его к маленькому столику; он снял трубку, набрал три цифры, но услышал гудок и одновременно голос помощника начальника личной гвардии: -- Товарищ Сталин, это не "вертушка"... Это городской телефон. г- Зачем же меня сюда вели? -- Сталин был раздражен и нетерпелив. |
