|
Сам бы я не смог так точно рассчитать время. Это был голос свыше. Теперь можно признаться себе в этом... Я нашел самые нужные слова: "берите на себя бремя власти". Я? Ничего я не нашел... Я лишь произнес то, что было угодно тому, кто вел меня тогда и ведет поныне... Через год Бухарин обрушился на Каменева и Зиновьева; Сталин и Троцкий заняли выжидательную позицию: "два выдающихся вождя современного ЦК" сидели в президиуме рядом, пару раз перебросились записками, пару раз обменялись вполне корректными репликами; в это же время Бухарин, Рыков, Ярославский и Каганович закапывали Каменева, Евдокимова и Зиновьева при молчании Троцкого и беззащитной попытке Надежды Константиновны спасти старых друзей Ильича... На следующем съезде Троцкий вошел в блок с Каменевым и Зиновьевым, но было поздно уже -- торжество Бухарина, отстоявшего справного мужика и нэп от нападок "леваков", было ^абсолютным, линия Бухарина -- Рыкова -- Сталина победила. И сразу же после этого тайные эмиссары Сталина -- после того, как Троцкий был выслан в Турцию (пусть мусульмане поживятся горячей еврейской кровушкой), -- встретились с Каменевым и Зиновьевым: "Да, товарищи, в чем-то вы были правы, выступая против мужицкого уклона, однако никто не мог предположить, что Бухарин и Рыков так открыто отклонятся вправо, время действовать; Сталин один бессилен, начинайте атаку в партийной прессе". ...Когда Бухарин и Рыков были ошельмованы и выведены из ПБ, Сталин почувствовал себя наконец на Олимпе -- слава богу, один! Все, кто окружал его теперь в Политбюро -- Молотов, Ворошилов, Калинин, Каганович, -- были послушным большинством; с Серго и Микояном можно было ладить, поскольку их перевели на хозяйственную работу; пусть себе, это не аппарат... Один, слава богу, один, руки развязаны наконец... И он начал Революцию Сверху -- "сплошную коллективизацию", вложив в нее все то презрение к народу, который подчинился ему, как грубо изнасилованная женщина -- садисту. ...Именно в тот день, когда Сталин вспомнил ненавистно-любимую им семинарию, по спискам, утвержденным им, было расстреляно еще двести сорок человек, среди них двенадцать докторов наук. Трое умерли с истерическим криком: -- Да здравствует товарищ Сталин! По существовавшим тогда порядкам залп можно было давать лишь после того, как приговоренный к смерти закончит здравицу в честь Вождя. Эпилог Вознесенского пытали изощренно, днем и ночью; порою попросту отдавали молодым стажерам, чтобы те отрабатывали на бывшем члене Политбюро, портреты которого они еще год назад проносили в дни всенародных празднеств по Красной площади, приемы самозащиты без оружия. Он тем не менее все обвинения категорически отрицал. Министр наконец вызвал его к себе -- после пяти дней, проведенных Вознесенским в госпитале; приводили в пбрядок лицо и массировали распухшие пальцы. |
