Изменить размер шрифта - +
Она опустилась на пол, кровь повсюду. Красные узоры поползли вверх по белоснежной ночной рубашке. Томаш лежал на боку, волосы бордовыми лохмотьями облепили лицо. Бьянка убрала их, чтобы увидеть песочно-голубой свет, но глаза закрылись, и лицо стало чужим, вздутым и бесформенным. Вокруг бегали врачи, на каталке увезли Дашу, за окном гудела сирена и вооруженные люди забрали ее отца. А внизу, на полу, время остановилось. Бьянка раскачивалась, словно травинка на ветру, гладила лицо сына.

– Почему я не похож на других?

– А зачем быть на кого-то похожим? Это же скучно! Ты – другой. Особенный! От этого я еще сильнее тебя люблю!

Никто из присутствующих не решался нарушить ее безвременье. Пожилая медсестра стояла в дверях, сложив руки на груди, и молилась, всхлипывая, глотая свои же причитания.

Грохот с конца коридора приближался, словно товарный состав на скорости разбивал покой заброшенной железнодорожной станции. Молодая девушка опустилась рядом с Бьянкой и тронула ее за плечо.

– Бригада хирургов и реаниматологов подоспела, Вы позволите?

– Он спас ее.

– Что?

– Он спас Дашу, она будет жить.

– Ах да, конечно, врачи делают все возможное. Вам надо отойти.

«Делают все возможное», – безликая, бесчеловечная фраза оказалась живее всех живых.

– Только осторожно, он очень хрупкий, хрустальный мальчик. Мой любимый бумажный человечек.

Бьянка нагнулась и поцеловала Томаша в лоб, губы обожгло до волдырей, на лице осталась кровь сына. Она отползла в сторону, рыжеволосый крепкий хирург опустил носилки у разодранного переломанного тела.

– На счет три. Раз… Два…

Бьянка почувствовала затылком удар холодного больничного пола. С потолка на нее смотрел ангел в клетчатой шляпке. На этот раз он ничего не говорил, только смотрел и, кажется, плакал вместе с ней.

 

 

Она сразу его узнает – высокий, с золотыми, как у Дениса, кудрями, его невозможно не заметить. Поезд остановился, мальчишки первыми метнулись к выходу, отпихивая всех остальных. Взрослые ругались и пересчитывали подопечных, проводники с облегчением перекрестились. Почти целый вагон детдомовских детей – это чересчур.

Полина слезла с высоких ступенек поезда, чемодан прогремел сзади. Вся шумная свора сбивалась в кучу, как птенцы в стаю, а квочки-воспитательницы бегали вокруг, чтобы кого-нибудь не потерять в снующей массе встречающих и провожающих.

Глаза у Полины защипало от напряжения. Она крутила головой по сторонам, и перрон крутился вокруг все быстрее и быстрее. Прохожие спотыкались, не замечая под ногами ребенка. Кто-то извинялся, кто-то дарил проклятия и нецензурщину. Ей было все равно. Он не пришел. Не пришел. А ведь обещал!

– Полина! Ты опять в своем репертуаре, иди сюда, только тебя и ждем.

Она не трогалась с места.

– Я не пойду, я подожду брата.

– О господи, этого только не хватало! Мигом сюда!

– Нет, – девочка отступала назад, бросив чемодан на асфальте.

– Полина!

– Ну пожалуйста, пожалуйста, он обещал, он придет, только задерживается!

– Мы не можем стоять здесь все и ждать, когда явится твой несуществующий брат! – молодая несносная воспитательница потеряла всякое терпение.

– Ну зачем ты так, Ира, – вторая, та, что все время присматривала за Полиной, одернула коллегу и пошла навстречу девочке. Она взяла ее за руку.

– Послушай, кругом пробки, и поезд пришел немного раньше.

– На четыре минуты, я проверила.

– Ну хорошо, что ты предлагаешь, Полина? Все ребята устали и проголодались, нас ждет автобус, и нам нужно ехать в интернат.

Быстрый переход