- Каким образом?
- Будущая баронессочка де Растиньяк уже влюблена в вас.
- У нее ничего нет, - удивленно возразил Эжен.
- Ага! Вот мы и дошли до дела. Еще два слова - все станет ясно, -
сказал Вотрен. - Тайфер-отец - старый негодяй: подозревают, что он убил
одного своего друга во время революции. Это молодчик моего толка и независим
в своих мнениях. Он банкир, главный пайщик банкирского дома "Фредерик Тайфер
и Компания". Все состояние он хочет оставить своему единственному сыну,
обездолив Викторину. Подобная несправедливость мне не по душе. Я вроде
Дон-Кихота: предпочитаю защищать слабого от сильного. Если бы господь
соизволил отобрать сына у банкира, Тайфер взял бы обратно дочь к себе; ему
захочется иметь наследника - эта глупость свойственна самой природе, а
народить еще детей он уже не в состоянии, я это знаю. Викторина кротка,
мила, быстро его окрутит, превратит в кубарь и будет им вертеть, подстегивая
отцовским чувством! Она будет глубоко тронута вашей любовью, вас не забудет
и выйдет за вас замуж. Я же беру себе роль провидения и выполню господню
волю. У меня есть друг, обязанный мне очень многим, полковник Луарской
армии[102], только что вступивший в королевскую гвардию. Полковник следует
моим советам и стал ярым роялистом; он не дурак и поэтому не дорожит своими
убеждениями. Могу подать, мой ангел, еще один совет: бросьте считаться с
вашими убеждениями и вашими словами. Продавайте их, если на это будет спрос.
Когда человек хвастается, что никогда не изменит своих убеждений, он
обязуется итти все время по прямой линии, - это болван, уверенный в своей
непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет - есть
обстоятельства; человек высокого полета сам применяется к событиям и
обстоятельствам, чтобы руководить ими. Будь принципы и законы непреложны,
народы не сменяли бы их, как мы - рубашку. Отдельная личность не обязана
быть мудрее целой нации. Человек с ничтожными заслугами перед Францией
почитается теперь, как некий фетиш, только потому, что за все хватался с
большим жаром, а самое большее, на что он годен, это стоять среди машин в
Промышленном музее с этикеткой Лафайет[102], и в то же время каждый швыряет
камень в князя[102], который презирает человечество так глубоко, что плюет
ему в лицо столько клятв, сколько оно требует, но во время Венского
конгресса не допустил раздела Франции; его должны бы забросать венками, а
вместо этого забрасывают грязью. О, я-то знаю положение вещей! Тайны многих
людей в моих руках! Ну, будет! Я лишь тогда усвою какое-нибудь незыблемое
убеждение, когда найду три головы, согласных в применении одного и того же
принципа, а ждать этого придется мне долгонько! Во всех судах нельзя найти и
трех судей, которые держались бы одного мнения об одном и том же параграфе
закона. Возвращаюсь к моему приятелю. |