Горничная вернулась, не прошло и минуты.

– Будьте любезны следовать за мной, мистер Шоу.

Она провела его через холл, а затем по коридору к двери столовой. Там, в конце стола, накрытого белоснежной скатертью, уставленного настоящим китайским фарфором и столовым серебром, сидела Гертруда Хоффман. Увидев ее, Расс на долю секунды понял, почему Дайана считала бабушку одинокой и несчастной женщиной. Невозможно было представить себе зрелище печальнее, чем одинокая фигура за длинным столом, в окружении роскоши.

Но прошла секунда-другая, и Расс отчетливо увидел перед собой хорошо сохранившуюся, еще эффектную женщину лет шестидесяти. Ее совершенно седые волосы были уложены в безукоризненную прическу, красоту лица подчеркивала тщательно нанесенная косметика, голубая накрахмаленная блузка свидетельствовала о безупречном вкусе и аккуратности хозяйки дома. Очевидно, до прихода Расса Гертруда завтракала яичницей и тостом. Но сейчас ее вилка лежала поперек тарелки. Гертруда сидела, откинувшись на спинку кресла, поставив локти на подлокотники, переплетя пальцы и устремив взгляд на Расса.

– Я пыталась угадать, придете ли вы сюда, – резким тоном начала она. – И, признаюсь, проиграла бы пари. Мне казалось, вам не хватит смелости встретиться со мной лицом к лицу.

Ее резкость не обескуражила Расса. Гертруда избавила его от вежливых приветствий и сразу попыталась поставить на место.

– Как видите, мне хватило смелости. В ней я никогда не испытывал недостатка.

– Даже когда бросили мою дочь и внучку? – язвительно осведомилась Гертруда.

Не теряя уверенности, Расс ответил:

– В это время – в особенности. Расставание с Синтией и Дайаной оказалось самым трудным шагом в моей жизни. Они были единственными близкими мне людьми. Больше всего на свете мне хотелось остаться с ними, но такой поступок стал бы проявлением эгоизма и трусости. Я не мог дать им то, в чем они нуждались, то, чего они заслуживали и что должны были иметь. Без вашей помощи это было немыслимо, и поэтому я заставил их вернуться к вам. Такое решение требует недюжинной силы воли. Уверен, вам следовало бы поблагодарить меня.

Гертруда надменно вскинула подбородок.

– За то, что вы выставили меня на посмешище? За то, что внесли хаос в мой дом?

– За то, что я вернул вам дочь и подарил вам внучку, которая лучше всех нас. Именно из-за нее я сегодня пришел сюда. Я люблю Дайану. У нее впереди особое событие. И если без скандала не обойтись, я предпочел бы, чтобы он произошел здесь и сейчас. Дайане незачем становиться его свидетельницей.

Взгляд Гертруды не дрогнул, но подбородок слегка опустился.

– Некоторое время она сердилась на меня – и все по вашей вине.

– И недаром: как вы посмели утверждать, что я мертв? Дайана имела право знать истину.

– Зачем? Чтобы добиваться внимания человека, который ясно дал понять, что ему нет дела до собственного ребенка? Вы ни разу не попытались связаться с моей дочерью после того, как сбежали, бросив ее. Ни разу!

– Вы хотели, чтобы я продолжал общаться с ней?

– Боже упаси!

– Что бы вы сделали, если бы я попытался связаться с ней?

– Подала бы на вас в суд.

С укоризненной рассудительностью Расс отозвался:

– А вы представляете себе, что тогда стало бы с Синтией? Или с Дайаной? – Гертруда не ответила, и он продолжал: – Я уехал потому, что считал: так будет лучше для них обеих. По той же причине я не пытался связаться с ними. Шесть лет назад я известил Дайану о своем существовании только потому, что считал ее достаточно взрослой, и потому, что разлука стала невыносимой.