Смертельный холод дохнул на Ле Граса; он онемел, перестав что-либо соображать.

— Идите через террасу, — приказал Титу Сен-Себастьян. — Не думаю, что другим слугам надо его видеть.

Тит кивнул и подошел к французскому окну, занимавшему всю обращенную к улице стену библиотеки. Осенний дождь заливал стекла мутным потоком. Тит распахнул высокие створки, по помещению прошелся сквозняк.

— Комната на конюшне, — пробормотал он, выталкивая на террасу огромную куклу, лишь отдаленно походившую на сильного самодовольного человека, которым еще недавно был злосчастный Ле Грас.

— Какое дивное утро, — сказал себе Сен-Себастьян, изучая открывавшуюся за окном панораму. Думать ему ни о чем не хотелось, он просто стоял, мечтательно улыбаясь, завороженный монотонным шумом дождя.

Из этого приятного состояния его вывел внезапно раздавшийся стук колес. Особняк огибала какая-то большая повозка. Сен-Себастьян пригляделся и довольно осклабился: он узнал карикатурные очертания новой кареты Шеню-Турея. Ощутив мощный прилив энергии, барон вернулся в библиотеку, аккуратно закрыл за собой окно и позвонил в колокольчик.

Через минуту в дверном проеме возник молодой лакей в темно-синей с красными кружевами ливрее. Не поднимая головы, он замер в ожидании приказаний.

— Похоже, у нас гости, Морис? — с удовлетворением сказал Сен-Себастьян. — Мне показалось, что прибыл маркиз де Шеню-Турей. Надеюсь, его приняли как подобает?

— Да, господин барон. И маркиза, и его спутниц.

— Он привез дам? Прелестно, прелестно. — Сен-Себастьян кивнул и небрежным жестом повелел лакею приблизиться. — Я хочу, чтобы вы отправили кое-кому записку. Однако не сию же минуту. Она должна быть доставлена в особняк д'Аржаньяков не ранее девяти часов вечера. Но дам я ее вам сейчас. Потом мне некогда будет этим заняться.

— Все будет исполнено в точности, господин.

— Не сомневаюсь. Безоговорочное послушание весьма упрощает нам жизнь, не так ли, Морис? — Барон наклонился и поднял хлыст с пола Молодой лакей побледнел. — Нет-нет, мой дорогой, не сегодня. Сегодня у меня есть чем заняться. Но лишний раз напомнить о себе не мешает.

Он провел пальцами по рукояти хлыста и со вздохом шагнул к секретеру.

— Я не слишком задержу вас, Морис. Мне ведь надо подумать, как встретить гостей. Кстати, где вы их разместили?

Морис, запинаясь, пробормотал:

— Одна… совсем юная дама… она была обмороке… и маркиз… он… он… приказал отнести ее в ваш кабинет.

Произнеся это, лакей испуганно съежился. Сен-Себастьян отвлекся от письма.

— В мой кабинет? Что ж, неглупо. Есть ли с ними кто-то еще?

— Нет, их только трое. Маркиз, прихворнувшая мадемуазель и ее компаньонка, совершенно обезумевшая от волнения.

— В самом деле? — озабоченно спросил Сен-Себастьян. — Печально, печально. Надо бы успокоить бедняжку. Вскоре я этим займусь. Но сейчас главное — это записка.

Минут через двадцать он закончил водить пером и, улыбаясь, стал посыпать песком два сплошь исписанных листа дорогой бумаги. Каждый из них был украшен тиснением, исполненным с помощью печатки, доставшейся барону еще от гроссмейстера ордена тамплиеров[14] в те времена, когда церковь наносила храмовникам последний удар. В память об этих событиях тиснение изображало древо, каждая ветвь которого являла собой аллегорическую фигуру.