– Ну, видишь! – Джеферсон решил подхватить ее ироничный тон. – Тогда ты легко перенесешь здесь несколько недель, а потом мы в качестве вознаграждения действительно отправимся на яхту. Нравится тебе такая перспектива?

– Нет, – не сменила гнев на милость Ванесса. – Я хочу выбраться отсюда немедленно. Меня ждет масса работы, которую я должна срочно выполнить, чтобы оплатить больничные счета. А во-вторых, здесь можно сдохнуть от скуки.

Джеферсон вздохнул. Палата была совсем неплохой, но он знал, как быстро все это надоедает до смерти. День за днем перед носом один и тот же календарь, рисунок ковра, морщины на обоях, которые можно нарисовать по памяти, и к тому же вечно ноющая спина. Тянущая боль, недостаточно сильная, чтобы досаждать по-настоящему, и все же такая неприятная, что начинаешь ненавидеть каждого, кто в полном здравии подходит к твоей постели.

– О счетах не волнуйся, – сказал Джеферсон, чтобы успокоить Ванессу. – А что касается заказа от «Стингела», я это улажу. В любом случае ты останешься в обойме.

– Окажи мне любезность, Джеферсон, – недовольно возразила Ванесса. – Бога ради, не вмешивайся и ни в коем случае не оплачивай мои счета. Если пропахшие карболкой коршуны заметят у тебя в кармане больше десяти центов, они запрут меня здесь на годы.

– В порядке исключения на сей раз я не сделаю по-твоему, – парировал Джеферсон. – К счастью, в настоящий момент ты не в состоянии защищаться, и это происшествие, возможно, и в будущем удержит тебя от жажды мести.

Джеферсон заметил слезинку, неожиданно покатившуюся по ее щеке, и мысленно дал себе затрещину. Ну что он за бесчувственный болван!

– Как ты относишься к шикарному круизу? – поспешил предложить он. – На одном из этих лайнеров класса люкс, курсирующих через все семь морей. Там бы ты жила в настоящем суперотеле, и твоя нога раскачивалась бы сама по себе. Мне не пришлось бы об этом заботиться.

– Идиот, лучше позаботься о себе самом! Несмотря на грубость слов, голос Ванессы вдруг зазвучал совсем слабо, тихо и мягко. - Я хочу, чтобы ты был со мной мил, поцеловал бы меня наконец и перестал сердить.

Она подставила губы, и Джеферсон даже с излишней готовностью откликнулся на ее предложение.

Его поцелуй был полон нежности. Ванесса ответила ему так пылко, что у него забурлила кровь. В висках застучало, голова закружилась.

Целую неделю он был вынужден жить без этих губ. Вкус их свежести преследовал его даже в конференц-залах. От тоски Джеферсон не мог ночью спать, а днем есть, но зато сейчас он наконец держал Ванессу в своих руках, и все мелкие пакости, которые она проделала с ним во время уик-энда, были полностью забыты.

Когда его пальцы погладили ее грудь, Ванесса высвободилась из его объятия и упала на подушки.

– Тебе разрешается только целовать меня, – с улыбкой напомнила она, затем взгляд снова затуманился гневом. – И объяснить этому идиоту, главному врачу, что меня надо выпустить!

Джеферсон отказался от идеи успокоить ее. Он выпрямился, машинально разгладил полотняные брюки и посмотрел на Ванессу глазами строгого директора школы.

– Вот как раз этого я и не сделаю, – категорично заявил он. – Потому что это очевидная бессмыслица. Будешь ли ты вести себя послушно или ругаться с утра до вечера, все равно останешься здесь, но если и дальше станешь так беситься, то тебя лишат посещений. Но это только твоя проблема. Она никак не повлияет на тот факт, что в течение следующих трех недель ты пролежишь в госпитале.

– Бессердечное, безобразное чудовище! – вскипела Ванесса. Если бы она могла хоть что-то бросить или растоптать! Но нет, ей оставалось лежать бревном и терпеть все, что с ней вытворяют.

Джеферсон снисходительно усмехнулся в ответ на ее вспышку.