Всегда. Но не в этот раз. Впервые в жизни начало нового года пугало директора. Он не хотел, чтобы дети вернулись в школу. Андрей Васильевич боялся за них и чувствовал, что бессилен помочь.

Эта новая библиотекарь, Вера Владимировна… Было в ней что-то не то. Директор не мог выразить свои чувства словами, но видел, что не он один неловко ощущает себя в присутствии этой девушки. Другие сотрудники тоже инстинктивно старались держаться подальше. Даже на совещании тесно прижимались друг к другу, чтобы разместиться вокруг стола, оставив возле нее пятачок незанятого пустого пространства.

Вера Владимировна была хороша собой, даже лучше, чем тогда, в начале лета, когда впервые появилась в школе. Она охотно и дружелюбно улыбалась, остроумно шутила, была начитанна, вежлива и профессиональна. Но что-то в ней пугало людей до обморока. Холодило душу, вымораживало до самого дна. Хотелось вскочить и бежать сломя голову. Тот самый древний инстинкт, который помогал выжить первобытным предкам и голос которого заглушили техногенные новинки, научные теории и современный рационализм, властно кричал: спасайтесь!

Однако весь педколлектив, и в том числе сам Андрей Васильевич, были слишком хорошо воспитаны и не привыкли поддаваться своим инстинктам. А прогрессивный разум ничего против Веры Владимировны не имел.

Она теперь жила в Больших Ковшах — купила небольшую квартиру в двухэтажном доме. Дом в Корчах умудрилась продать, хотя никто не верил, что кто-то захочет там поселиться — на отшибе, в стороне от дороги, рядом с огромным пожарищем, в одиночестве. Тем не менее покупатели нашлись — это были приезжие, вроде бы откуда-то из Средней Азии.

То, что отпугивало других людей — одиночество, обособленность проживания, — их, похоже, не смущало. Ходили слухи, что они собираются выкупить и земли по соседству, на месте сгоревших домов. Отстроиться, прочно обосноваться.

Директор передернул плечами и отошел от окна. Снова уселся за стол, утопив лицо в ладонях. Весь этот ужас с Павлом… Эх, Паша, Паша! На глазах у Андрея Васильевича выступили слезы. Спокойно думать о Павле он не мог. Сердце привычно заныло, затосковало.

Своих детей у директора не было, и Пашу он любил как сына. Старый и молодой, они отлично понимали друг друга, говорили обо всем на свете. Андрей Васильевич был в курсе Пашиных дел, советовал, старался помочь. Скучал по нему, радовался его успехам, гордился, переживал.

Он знал Пашку еще ребенком, когда тот учился в этой самой школе. Андрей Васильевич тогда преподавал географию, и ему сразу понравился смышленый живой мальчишка. Красивый и при этом не избалованный, не испорченный вниманием. Умный, добрый, увлеченный, он был отличником, но не зубрилой, просто ему все давалось легко. Пашу любили и учителя, и одноклассники.

Девчонки за ним табунами ходили, а он, помнится, встречался с девятого класса с Катей Строгановой — и никаких вам любовных треугольников. Правильный был, честный, не вертлявый. Наверняка и женился бы на ней, если бы не какая-то ссора. Подробностей Андрей Васильевич не знал. Паша не любил рассказывать об этом, и он, разумеется, не выспрашивал, хотя и очень жалел, что такая красивая пара распалась.

Павел поступил на истфак, как всегда мечтал, окончил университет и вернулся в родную школу учителем. Андрей Васильевич радовался, что они будут работать бок о бок. Ученики обожали Пашу, буквально боготворили, другого слова не подберешь, на уроки к нему бегом бежали. Кем такого заменишь? Андрей Васильевич безнадежно вздохнул.

И ведь какие надежды подавал! Какие перспективы были! Защитился бы зимой — в этом и сомнения нет. Стал бы кандидатом наук в двадцать шесть лет.