- Вы совсем не знакомы с этой семьей? Нет, конечно, только через агентов по найму. Но, дорогие, вам следует знать эту семью! Когда я сюда приехал, престарелая матушка была еще жива. Это была совершенно невероятная особа, просто невероятная! Монстр, понимаете? Настоящий монстр. Старомодный викторианский монстр, пожирающий собственных детей. Она была монументальна, весила, должно быть, больше ста килограммов, и все пять дочерей вились вокруг нес. «Девочки!» Так она их обычно называла. Девочки! А старшей тогда было больше шестидесяти. «Эти глупые девчонки!» - так порой она о них отзывалась. Они все были, как чернокожие рабыни, обязанные ее ублажать и во всем с ней соглашаться. В десять часов они должны были отправляться спать, а о том, чтобы пригласить в дом собственных подруг, и речи не было. Она их презирала за то, что они не вышли замуж, и, однако, так организовала их жизнь, что практически они не имели возможности хоть с кем-нибудь познакомиться. Мне кажется, Эмили, а может быть, это была Агнес, имела что-то с помощником приходского священника. Но он был из недостаточно хорошей семьи, и мамочка все это пресекла.

- Это прямо похоже на роман, - заметила Джоанна.

- Да, дорогая, так и было. А потом эта ужасная старуха умерла, но тогда уже, разумеется, было поздно. Они продолжали там жить и шепотом говорили о том, что было бы желательно их матушке. Даже уборка ее спальни превращалась для них в священнодействие. Еще они обожали заниматься делами прихода… Но ни у одной из них не оказалось достаточно жизненных сил, и они одна за одной умерли. Грипп унес Эдит, Минни не оправилась после операции, а у бедной Мейбл случился удар. Эмили за ней так преданно ухаживала. Этой бедной женщине за последние десять лет только и приходилось ухаживать за больными. Такое милое создание, правда? Как дрезденская статуэтка. Она так переживает из-за финансовых затруднений, но все ее вклады обесценились.

- Нам так неудобно занимать ее дом, - сказала Джоанна.

- Нет, нет дорогая леди. Вы не должны так думать. Славная Флоренс ей абсолютно преданна, и она сама мне говорила, как она счастлива, что у нее такие приятные жильцы. - Мистер Пай сделал последний реверанс. - Она мне говорила, что, по ее мнению, ей необычайно повезло.

- Этот дом, - сказал я, - действует как-то успокаивающе.

- Правда? Вам так кажется? Это очень интересно. Видите ли, меня это удивляет. Да, я удивлен.

- Что вы имеете в виду, мистер Пай?

Мистер Пай взмахнул своими маленькими ручками.

- Ничего, ничего. Удивляет и все. Я верю в особую атмосферу, понимаете. Она вбирает мысли и чувства людей. Они как-то действуют на стены, мебель.

Я на некоторое время замолчал. Оглядевшись, я подумал о том, какова же атмосфера Приор Лоджа. Мне показалось, и это было самым странным, что в доме вообще не ощущалось никакой атмосферы. Это было просто удивительно.

Я так долго об этом размышлял, что отвлекся от разговора, который шел между Джоанной и хозяином дома. Я, однако, вернулся к происходящему, когда услышал, что Джоанна произносит прощальные фразы. Отвлекшись от своих мыслей, я добавил несколько слов от себя.

Мы все вышли в холл. Когда мы подходили к двери, из ящика выпало письмо и легло на коврик.

- Послеобеденная почта, - заметил мистер Пай, поднимая его. - Ну что ж, молодые люди, вы еще ко мне зайдете, правда? Это такое удовольствие - увидеть людей свободно мыслящих, вы меня понимаете. Людей, способных воспринять искусство. Видите ли, если среди местных жителей упомянуть о балете, он сводится для них только к пируэтам, балетным пачкам и старичкам с биноклями из скучного прошлого века. Так и есть. Они отстали лет на пятьдесят. Англия - удивительная страна. В ней есть такие «карманные» округа, и Лимсток один из них. Он интересен с точки зрения коллекционера, и когда я здесь, я всегда чувствую себя словно под увеличительным стеклом.