– Да.

– Да а а, – протяжно повторила она. – Как долго я лежу здесь?

– Два месяца.

– Хм. И, правда, долго. Я видела тебя, Дани.

– Я постоянно был здесь.

– Нет. Не сейчас, в день аварии. Я видела, как ты шел рядом.

– Ты же была без сознания.

– В какой то момент удалось открыть глаза и посмотреть, а ты был рядом. Поэтому и хотела скорее вернуться, ведь ты ждал, – по моим щекам тогда покатились слезы. – Не плачь, я же здесь. Кстати, паршивый этот их Политрил семь, вот если бы они вводили мне Дитрин полиэмид, тогда я бы проспала дольше, – и Ева улыбнулась.

– Я никогда не переставал удивляться тебе. Даже находясь в коме, ты все равно знаешь, как надо поступить лучше.

– Прости, что так и не приехала к Амичи.

Но вдруг Ева изменилась в лице:

– Почему тело не слушается меня?

– Был поврежден спинной мозг в шейном отделе.

– То есть? Я не могу двигаться? – голос задрожал, а глаза наполнились слезами.

– Не волнуйся! Мы что нибудь придумаем, я знаю, кто может помочь.

– Я тоже знаю Дани, но они смогут помочь только тогда, когда уже будет слишком поздно, – и она закрыла глаза, а из под век потекли ручьи слез.

– Не плачь, прошу…. Ева, я люблю тебя, мы справимся, – я целовал ее и хотел утешить, но как можно утешить человека, который только узнал, что полностью парализован.

Затем в палату зашли доктора, Ирвин как то неуверенно улыбался, а я нет. Ужаснее всего осознавать ту боль, которую сейчас испытывала Ева. Из за какого то подонка, который напился и сел за руль, вся наша жизнь пошла под откос.

Мы оба были из той категории людей, кто смотрит на мир открыто, кто не любит фальши и не терпит лжи, поэтому никогда не давали друг другу обещаний, которых не могли бы исполнить или надежд, которые по сути своей пусты. Вот и сейчас, пытаясь ее утешить, порою сам сомневался в своих словах, а Ева тем более. Даже доктора понимали это, они лишь переглянулись и поспешили выйти из палаты. Самая большая людская глупость – это внушение заведомо ложной информации. Пусть гуманисты и бросят в меня камень, но заставлять верить в чудо – крайняя степень невежества, особенно когда вероятность такого чуда сведена к нулю. Я с самого детства относился к окружающему миру, как к объекту со своими характеристиками и принципами взаимодействия с внутренними составляющими, где все подчиняется законам, все можно исследовать и проверить, пусть не сейчас, но в будущем, однако вера в чудеса – это программный сбой. Так и сейчас, я хотел найти решение, добиться результатов, но никак не надеяться в божественное исцеление, а особенно, не пытаться заставить поверить в это жену. Ева тоже человек науки, обладающий высоким интеллектом и объективно смотрящий на этот мир. Наверно, таким как мы сложнее всего мириться с последствиями и с неизбежностью, но такова дань науке.

К вечеру она заснула, а я вышел из палаты и направился к автомату, чтобы употребить очередную дозу кофеина. Ступая медленно, смотрел на пациентов, ожидающих своей очереди, и думал, как же им повезло, они могут самостоятельно встать и прийти на осмотр.

Я закинул несколько монет в аппарат и нажал на кнопку, сразу послышалось гудение, а в пластиковый стаканчик полился горячий кофе. Пара глотков и вроде как стало легче, не морально, физически, кофе согрел изнутри. И было собрался обратно, однако передо мной возник мистер Ирвин. Хирург и, по совместительству лечащий врач Евы, как то неоднозначно смотрел на меня, я это заметил еще в самый первый день, когда тот вышел из операционной. Он поравнялся со мной, после чего также купил кофе и, молча, принялся размешивать сахар, при этом продолжая поглядывать исподлобья. Честно говоря, больше всего на свете я ненавидел, когда тянут резину, создают непонятную атмосферу таинственности, поэтому заговорил первым:

– Добрый вечер.