— Ибо Бог послал Своего Сына в мир не для того, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него. Верующий в Него не судится. Неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божьего.

Неожиданно раввин ожил. Он стал энергично жестикулировать, поднимать руки и широко разводить их в стороны, как в театральном спектакле. Эти жесты сопровождали его следующий вопрос:

— А чем же тогда состоит суд?

— В том, что свет уже пришел в мир, — ответили оба в унисон.

— Как же люди не увидели Его?

— Люди предпочитают свету тьму.

— Но почему?

— Потому что дела их порочны.

— Прости нас, Боже, — произнес раввин.

— Бог прощает вас. На этом мы закончим, — объявили свидетельствующие.

— Вы больше ничего не скажете нам? — спросил бен-Иегуда.

— Больше ничего, — ответил Эли.

Баку показалось, что Эли при этом не раскрывал рта. Сначала он подумал, что ошибся, что эти слова произнес Мойше. Но Эли продолжал. Его слова воспринимались вполне отчетливо, хотя он не произносил их вслух.

— Мы с Мойше больше ничего не скажем до рассвета — тогда мы снова будем свидетельствовать о пришествии Бога.

— У меня еще много вопросов, — взмолился Бак.

— Больше ничего, — ответили они в унисон, хотя по-прежнему их уста оставались закрытыми. — Благослови вас Бог, мы желаем вам мира Иисуса Христа, и да пребудет с вами Святой Дух. Аминь.

Бак почувствовал слабость в коленях, когда их собеседники повернулись и стали удаляться. Пока он и раввин наблюдали за ними, Эли и Мойше прошли вдоль здания и уселись, прислонившись к стене

— До свиданья и спасибо, — сказал Бак, ощущая неловкость.

Бен-Иегуда запел прекрасный распев, какое-то славословие, которое не было известно Баку. Казалось, что Эли и Мойше молятся, потом они заснули там, где сидели.

Бак молча последовал за бен-Иегудой, когда тот повернул к невысокому ограждению, перешагнул через него и направился прочь от Храмовой горы к небольшой роще. Бак спросил, не хочет ли доктор побыть в одиночестве, но тот показал жестами, что предпочитает, чтобы Бак остался с ним.

Когда они подошли к деревьям, доктор остановился и поднял глаза к небу. Он закрыл лицо руками и заплакал. Потом его плач перешел в рыдания. Бак тоже был переполнен чувствами, и не мог удержаться от слез. В эти минуты он ясно понял, что они находятся на Святой земле. Одного только он не мог понять: как все это было истолковано раввином? Неужели тот прошел мимо рассказа о беседе Никодима с Христом, когда читал Священное Писание, и сейчас, когда он стал свидетелем воспроизведения того разговора?

Сам Бак, разумеется, не пропустил этого Интересно, поверят ли его друзья по Отряду скорби, что он был удостоен такой чести? Конечно, он не станет держать то чудесное, чем была сейчас переполнена его душа, при себе. Баку очень хотелось, чтобы близкие ему люди могли разделить эту радость вместе с ним.

Как будто чувствуя, что Бак хочет заговорить, бен-Иегуда предупредил его:

— Мы не должны сейчас искажать наши впечатления, пересказывая их словами. До завтра, мой друг.

Раввин обернулся — оказалось, что на обочине стоит его машина, а рядом с ней прогуливается шофер. Доктор подошел к передней дверце и открыл ее для Бака. Бак сел в машину и шепотом поблагодарил своего спутника Раввин обошел машину спереди, прошептал что-то шоферу, и машина рванулась с места, оставив бен-Иегуда на обочине.

— В чем дело? — спросил Бак, вытянув шею, чтобы посмотреть на темный силуэт, исчезающий во мраке.