Лара вздрогнула. Ее плечи изогнулись, и она своими четырьмя пальцами насквозь живот, разделив бледную плоть и вывалив красные и серые внутренности наружу.

Ярко-розовый язык Лары высунулся из ее рта и коснулся уха Мадлен.

— Слушай меня, — прошипела Лара. Ее обожженная рука продолжала вытягивать что-то отвратительно интимное из тела Мадлен. — Слушай меня.

В этих словах дрогнула сила. Я почувствовал сумасшедшее желание броситься к сокрушенной плоти Лары и предоставить ей свои уши, оторванные моими собственными пальцами, если в этом будет необходимость.

Мадлен вздрогнула, сила покинула ее тело. Ее рот все так же шевелился, но глаза расфокусировались от силы в голосе Лары.

— Всего один раз в твоей жизни, — продолжила Лара, целуя глотку Мадлен своими обожженными, порванными губами, — ты принесешь пользу.

Глаза Мадлен закатились и ее тело беспомощно обвисло рядом с Ларой.

Мой мозг пришел в порядок. Я отодвинулся от Лары и тошнотворной Мадлен, ужасного захватывающего объятия. Переплетчик сидел прикрыв уши руками и зажмурив глаза. Я подхватил его под руки и потащил его от переплетенных Рейтов, на пятьдесят ярдов вниз по склону холма, сквозь плотные заросли кустарника и вокруг огромного старого дерева гикори. Переплетчик очевидно чувствовал жуткую боль, когда я тащил его — и он отталкивался здоровой ногой, из всех сил стараясь помочь мне.

— Проклятый ад, — задыхаясь, проговорил он, когда я его усадил. — Проклятый ад и сера.

Я отступил и сел напротив него, с трудом выдыхая и пытаясь выкинуть из головы сцену поглощения Ларой Мадлен.

— Кроме шуток?

— Некоторые известные мне хреновы болваны, — сказал Переплетчик, — не могли перестать трепаться как им тяжко. Бедные одинокие вампиры. Как им это просто нравится. Идиоты хреновы.

— Ага, — сказал я ровным голосом.

Мы сидели так несколько секунд. Над склоном раздавался низкий, мягкий и жаждущий вой.

Мы вздрогнули и сделали вид, будто ничего не слышали.

Переплетчик уставился на меня на секунду, а затем сказал:

— Почему?

— Раз уж Лара начала, она не сможет остановиться. Она съела бы и тебя.

— Тоже верно, — горячо согласился Переплетчик. — Но вопрос был не о том. Почему?

— Кто-то должен быть человеком.

Переплетчик посмотрел на меня, будто я говорил на языке, в котором он никогда не был силен и не слышал уже годы. Затем резко опустил взгляд вниз. Он кивнул, не подняв глаз, и сказал:

— Благодарю, приятель.

— Пошел ты, — сказал я ему устало. — Тяжело тебя ранило?

— Кость сломана, думаю, — сказал он. — Наружу не вышла. Не слишком тяжело, иначе я бы уже умер.

Он уже плотно перетянул рану полоской ткани. Его мокрый костюм способствовал этому в качестве давящей повязки.

— На кого работала Мадлен? — спросил я.

Он встряхнул головой.

— Она мне не говорила.

— Подумай, — сказал я. — Хорошо подумай.

— Все, что я знаю, — сказал он, — это то, что это был кто-то с большими деньгами. Я никогда с ним не разговаривал. Когда она с ним связывалась по телефону, то говорила на английском. Это не его родной язык. Звучало так, как будто он учился у европейца.

Я нахмурился. Телевидение убеждает людей, что они могут определить национальность любого, говорящего по-английски, но на самом деле, акценты могут быть чертовски смешанными, особенно когда вы изучаете язык не от носителя языка.