Изменить размер шрифта - +

     За  этим  исключением  епископ  был  и  оставался  во  всем  праведным,
искренним, справедливым, разумным, смиренным и достойным; он творил добро  и
был доброжелателен, что является  другой  формой  того  же  добра.  Это  был
пастырь, мудрец и человек. Даже в своих политических убеждениях, за  которые
мы только что упрекали его и которые мы склонны осуждать весьма  сурово,  он
был - этого у него отнять нельзя  -  снисходителен  и  терпим,  быть  может,
более, чем мы сами, пишущие эти строки. Привратник диньской ратуши, когда-то
назначенный на эту должность  самим  императором,  был  старый  унтер-офицер
старой  гвардии,  награжденный  крестом  за  Аустерлиц  и  не  менее  рьяный
бонапартист, чем императорский орел. У этого  бедняги  вырывались  порой  не
совсем обдуманные слова, которые по тогдашним законам считались "бунтовскими
речами". После того как профиль императора исчез с ордена Почетного легиона,
старик никогда не одевался "по уставу" - таково было его выражение, -  чтобы
не быть вынужденным надевать и свой крест. Он с благоговением,  собственными
руками,  вынул  из  креста,  пожалованного   ему   Наполеоном,   изображение
императора, вследствие чего в кресте появилась дыра, и ни за  что  не  хотел
вставить что-либо на его место. "Лучше умереть, - говорил он, -  чем  носить
на сердце трех жаб!" Он  любил  во  всеуслышание  издеваться  над  Людовиком
XVIII. "Старый подагрик в английских гетрах? Пусть убирается  в  Пруссию  со
своей пудреной  косицей!"  -  говаривал  он,  радуясь,  что  может  в  одном
ругательстве объединить две самые  ненавистные  для  него  вещи:  Пруссию  и
Англию. В конце концов он потерял место. Вместе с женой и детьми он очутился
на улице без куска хлеба. Епископ  послал  за  ним,  мягко  побранил  его  и
назначил на должность привратника собора.
     За девять лет монсеньор Бьенвеню добрыми  делами  и  кротостью  снискал
себе любовное и как бы сыновнее почтение обитателей Диня. Даже его неприязнь
к Наполеону была принята молча и прощена народом: слабовольная и добродушная
паства боготворила своего императора, но любила и своего епископа.


Глава двенадцатая. ОДИНОЧЕСТВО МОНСЕНЬОРА БЬЕНВЕНЮ



     Подобно тому, как вокруг генерала почти всегда толпится  целый  выводок
молодых офицеров, вокруг каждого епископа вьется стая аббатов.  Именно  этих
аббатов очаровательный св. Франциск Сальский и  назвал  где-то  "желторотыми
священниками".  Всякое  поприще  имеет  своих  искателей  фортуны,   которые
составляют свиту того, кто уже  преуспел  на  нем.  Нет  власть  имущего,  у
которого не было бы своих приближенных; нет баловня фортуны, у  которого  не
было  бы  своих  придворных.  Искатели  будущего  вихрем   кружатся   вокруг
великолепного  настоящего.  Всякая   епархия   имеет   свой   штаб.   Каждый
сколько-нибудь       влиятельный       епископ        окружен        стражей
херувимчиков-семинаристов,  которые  обходят  дозором  епископский   дворец,
следят за порядком и караулят улыбку его преосвященства.
Быстрый переход