Изменить размер шрифта - +
 – Здесь частное заведение. Говорите, зачем пришли?

Я чуть приподнял шляпу, показав ему свое лицо.

– Отец Понимания ведет нас, – сказал я ему.

Это отчасти успокоило караульного. На Коннора он продолжал смотреть с настороженностью.

– Вас я узнал, – сказал он. – А вот этого дикаря вижу впервые.

– Это мой сын, – пояснил я и сам ощутил странную гордость, произнося столь обыденные слова.

Караульный все еще присматривался к Коннору. Затем, искоса поглядев на меня, усмехнулся:

– Вкусили лесных плодов?

Я простил ему эту дерзость. До поры до времени. А пока лишь улыбнулся.

– Проходите, – разрешил караульный, пропуская нас внутрь.

Мы оказались во дворе пивоварни, принадлежащей какому-то Смиту и компании. Мы быстро юркнули в боковую дверь и оказались в коридоре с несколькими дверями. Они вели в складские помещения. За одной из них должна была находиться контора пивоварни. Я достал отмычку и сразу же занялся замком первой двери. Коннор стоял рядом. Сегодня он был непривычно разговорчив.

– Представляю, как странно тебе было узнать о моем существовании, – сказал он.

– Вообще-то, мне любопытнее узнать, что́ твоя мать рассказывала обо мне, – ответил я, продолжая ковырять отмычкой в замке. – Я потом часто думал, какой была бы наша жизнь, если бы мы с твоей матерью не расстались. – Чисто инстинктивно я добавил: – Кстати, как она?

– Никак, – ответил Коннор. – Ее убили.

«Да, сынок, убили, – подумал я. – По распоряжению твоего любимого Вашингтона», – но вслух ответил:

– Мне больно слышать об этом.

– Неужели? – усмехнулся Коннор. – Ее убили твои люди.

Я закончил возиться с дверью, но вместо того, чтобы войти внутрь, я закрыл ее и повернулся к Коннору:

– Что?!

– Я тогда был совсем маленьким. Они разыскивали наших старейшин. Даже тогда я знал, что белые люди опасны, и потому молчал, будто не понимал их языка. За это Чарльз Ли избил меня до потери сознания.

Моя догадка подтвердилась. Чарльз оставил на теле Коннора отпечаток кольца тамплиеров в прямом и переносном смысле.

Мне не понадобилось разыгрывать ужас, он и так был написан на моем лице.

– Когда я очнулся, – продолжал Коннор, – наша деревня уже вовсю полыхала. Твои люди к тому времени ушли. Надежда спасти мою мать – тоже.

Сейчас мне предоставлялась редкая возможность рассказать Коннору правду.

– Я просто ушам своим не верю, – сказал я. – Никаких приказов о сожжении деревни я не отдавал. Наоборот, я велел им прекратить все поиски и уйти из ваших мест. У нас тогда были более насущные задачи…

– Какая разница, – пожал плечами Коннор; чувствовалось, мои слова его не убедили. – Прошлого не вернешь.

Разница есть, и очень большая.

– Но ведь ты все годы рос в полной уверенности, что твой отец повинен во всех жестокостях, учиненных белыми людьми. Повторяю: я к этому непричастен.

– Может, ты говоришь правду. А может, и нет. Откуда мне знать?

 

 

– Бенджамин Черч, – громко произнес я, – вы обвиняетесь в предательстве идеалов ордена тамплиеров и в отходе от наших принципов ради целей собственного обогащения. Принимая во внимание преступления, совершенные вами, я приговариваю вас к смерти.

Бенджамин повернулся. Только это был не Бенджамин. Нас заманили в ловушку.

– Сюда! Ко мне! – крикнул лже-Бенджамин.

Быстрый переход