Одежда висела на нем как на вешалке. Таким же исхудавшим и осунувшимся было его лицо. Седеющие волосы налезали на лоб. Чарльз нервничал, и, если Коннор действительно задумал здесь появиться, беспокойство Чарльза было вполне оправданным.
– Чарльз, он – мой сын, – сказал я.
Чарльз кивнул.
– Я догадывался, – сказал он, кривя губы и избегая смотреть мне в глаза. – Есть определенное сходство. А его мать – та женщина из племени могавков, с которой вы тогда сбежали в лес?
– Сбежал?
Он пожал плечами.
– Чарльз, только не говори, что я пренебрег интересами ордена. Я вдоволь наслушался твоих упреков.
Мы надолго замолчали, а когда Чарльз поднял на меня глаза, в них появился давно забытый блеск.
– Однажды вы обвинили меня в том, что я взрастил ассасина, – с недовольством произнес он. – А вас не ошеломляет ирония… и даже, не побоюсь, какая-то лицемерность того, что этим ассасином стал ваш сын?
– Возможно. Честно говоря, меня уже ничто не ошеломляет.
Чарльз сухо рассмеялся:
– Вам давно уже на все наплевать, Хэйтем. В ваших глазах я вижу лишь слабость и, честно говоря, не могу припомнить, когда, сколько лет назад я в последний раз видел в них что-то другое.
– Это не слабость, Чарльз. Сомнение.
– Пусть будет сомнение, – поморщился он. – Вы не находите, что Великому магистру едва ли пристало сомневаться?
– Возможно, – ответил я. – А может, за годы жизни я узнал, что не сомневаются лишь дети и дураки.
Я снова повернулся к окну. Силуэты кораблей уже были видны без подзорной трубы. Каких-то полчаса назад глаз едва улавливал их точки на горизонте.
– Вздор! – заявил Чарльз. – Вы рассуждаете, как ассасин. Убеждение предполагает отсутствие сомнений. Орден вправе рассчитывать на то, что у его руководителей есть убеждения.
– Чарльз, я помню время, когда ты нуждался в моей рекомендации, чтобы войти в наши ряды. Теперь ты вполне мог бы занять мое место. Как считаешь, ты стал бы хорошим главой ордена?
– А вы?
Мы опять надолго замолчали.
– Чарльз, твои слова меня задевают, – признался я.
– Я ухожу, – объявил он и встал. – У меня нет желания быть здесь, когда ассасин… ваш сын начнет обстрел крепости.
Он посмотрел на меня:
– Вам стоит отправиться со мной. По крайней мере, у нас будет преимущество во времени.
– Я так не думаю, – ответил я Чарльзу. – Чувствую, я должен остаться здесь и принять последний бой. Возможно, ты и прав: я был не самым подходящим Великим магистром. И теперь настало время исправить ошибку.
– Вы хотите встретиться с ним лицом к лицу? Сразиться с ним?
Я кивнул.
– Зачем? Или вы думаете, что сумеете его переубедить? Привлечь на нашу сторону?
– Нет, – печально возразил я. – Боюсь, обращение Коннора в тамплиеры невозможно. Даже узнав правду о Вашингтоне, Коннор не перестал оказывать тому поддержку. Вам бы мой сын понравился. У него как раз есть «убеждения».
– Уговариваете меня остаться?
– Ни в коем случае. Чарльз, я не допущу, чтобы он тебя убил.
Я снял с шеи амулет и протянул Чарльзу:
– Прошу, возьми это с собой. Если Коннор одолеет меня в поединке, я не хочу, чтобы амулет достался ему. Мы потратили немало усилий, чтобы забрать этот артефакт у ассасинов, и у меня нет желания снова видеть его в их руках.
– Не возьму! – отрезал Чарльз, отдергивая руку. |