Один из волкодлаков коротко рыкнул, серой тенью скользнул между оперативниками и двинулся вперед, опустив свою морду к полу.

– Соображаешь! – радостно воскликнула Мезенцева. – Красава!

А следом за ее словами откуда-то сверху раздался истошный крик, причем голос не принадлежал кому-то из коллег Нифонтова. Да и орал он что-то на немецком.

– Выплюнул-таки этот змей кляп, – сообщил напарнице Николай. – Не усмотрели за ним отцы-командиры!

– Как бы нам это боком не вышло, – озадачилась девушка.

И ведь как в воду она глядела. Уже за следующим поворотом они наткнулись на призрака. Причем перед ними стоял не какой-то там аптекарь или заезжий актер-итальянец, нет. Их поджидал бравый усач во французской военной форме времен Бородина, с саблей в руках и очень недобрым взглядом.

Удар серебряного ножа заставил его стать туманной дымкой, но следом за этим усачом пожаловали еще двое – бравый офицер с эполетами и совсем юный солдат. Причем эти ничего ждать не стали, набросившись на них без предупреждения. И, что странно, выглядели они чуточку реальнее, чем первый призрак. У того и черты лица были смазанными, и лезвие сабли больше полосу тумана напоминало, а тут совсем другое дело.

И чем дальше, тем объемнее, тем, назовем это так, живее становились гости из прошлого. То ли заклятие, выкрикнутое чернокнижником, помаленьку набирало силу, то ли давно умершие французы начали тянуть жизненную силу из незваных визитеров – неизвестно, но только справляться с ними Николаю становилось все сложнее. Его нож хоть и являлся оружием непростым, но для борьбы с серьезными, матерыми, воплощенными гостями из небытия не предназначался. У него имелось другое предназначение. А для отправки подобных существ туда, где им и место, нужен специальный дар, которым никто из сотрудников отдела не владел.

Скажем честно, не выведи в этот самый миг волкодлак Николая с Женькой к небольшой комнатке с открытой дверью, в которой горело несколько свеч, и на черном, как ночь, камне стоял отполированный желтый череп, то, возможно, порвали бы их на лоскутки местные обитатели в этих тесных коридорах. Просто сабля очередного француза, свистнув над головой Нифонтова, вполне себе ощутимо вошла в стену хода, скрежетнув ко камню. Он даже свист ее услышал.

Оборотни скользнули в комнатку первыми, за ними туда заскочили Женька и Николай, который захлопнул массивную дверь перед самым носом размахивающего саблей француза.

– Череп! – рыкнул он, вцепившись в ручку и ощущая, что с той стороны кто-то тянет дверь на себя. – Давай живее, у него же сила нечеловеческая! И жижей, жижей потом полить его не забудь!

За дверью раздались голоса, причем говорили по-французски. Судя по всему, представители Великой армии всерьез собрались взять реванш у потомков тех, кто их победил. И, если бы дверь не была окована железом, то, скорее всего, уже преуспели бы в своем замысле.

Хруст и стук металла о камень заставили Николая обернуться. Череп превратился в кучу желтых обломков, Женька же положила пистолет на импровизированный алтарь, достала бутылочку с бурой жидкостью, которую ей вручила Вика перед отъездом из отдела, и…

Дальше ему смотреть стало некогда, поскольку с той стороны двери ее кто-то дернул так сильно, что удержать ручку у Нифонтова не было никаких шансов. Он от этого рывка потерял равновесие и хлопнулся задом о пол.

Дверь распахнулась, на пороге появился огромный призрачный француз, метра под два ростом, и с таким размахом плеч, какого в реальности вообще не бывает. Оружия у него в руках не наблюдалось, но при таком размере кулаков оно ему вроде как и не требовалось. Причем намерения его никаких сомнений у Николая не вызывали. Бонапартист пришел его убивать.

Волкодлаки и те заскулили, глядя на этого Голиафа, а уж их поди напугай.