Что до Николая – он замерз просто ужасно, настолько, что время от времени у него непроизвольно начинали клацать зубы. До самого нутра его пробирал стылый ночной воздух. Ему казалось, еще чутка – и он, как мальчик Кай, начнет собирать слово «вечность» из последних листьев, шуршащих под ногами.

– И охота вам в такую погоду по темноте таскаться? – пробурчал он себе под нос, провожая взглядом юношу с девушкой, прошедших мимо него – Нет, чтобы дома сидеть.

Те, естественно, его не услышали, они знай себе, не торопясь, шли в обнимку по мосту, беседуя о каких-то милых пустяках. По крайней мере именно так подумалось Нифонтову. Парочка как парочка, таких сегодня уже немало в обе стороны протопало. Ну да, поздняя осень не лучшее время для подобных прогулок, конечно, с маем или августом ее не сравнить, но влюбленность дело такое – когда приперло, тогда и бродишь по ночному городу. Особенно если не располагаешь отдельной жилплощадью и излишком денежных средств. А эти двое явно подходили под названную категорию, судя по неброскости одежды и по возрасту. Впрочем, в наши времена все субъективно. Может, наоборот, они из клуба домой направляются. Почему пешком бредут, а не на такси едут? Для того, чтобы попустило маленько. В теплой машине совсем ведь размотать может.

В любом случае кто-кто, а эти двое явно не подходили на роль потенциальных самоубийц. И когда на мосту раздалось сразу несколько окриков, а после в свете фонарей началась какая-то сумятица, Николай даже и не подумал о том, что в причиной данной активности стали эти двое. Скорее всего, потенциальный самоубийца пришел с той стороны моста.

Впрочем, он мигом забыл о ночных влюбленных и завертел головой в поисках соглядатая, который не мог не заявиться сюда. Без особой надежды, поскольку если шестая жертва заходила с той стороны, то и тот, кто ее отправил на смерть, тоже ошивается там.

Все так, пусты были улицы и дороги на подходе к Крымскому мосту. Безлюдны. Только светофоры знай переключались в автоматическом режиме, давая отсутствующим пешеходам возможность без опасений пересечь дорогу, да ветер гонял по асфальту пару цветных флаеров.

На мосту тем временем шум не стихал, причем в какой-то момент оперативник отчетливо услышал, как Мезенцева крикнула «да угомоните ее уже!», а следом за тем от парапета отделилась фигура человека и тихо, как в немом кино, канула в черные воды Москвы-реки.

Вернее – почти черные, поскольку сразу после того, как над головой самоубийцы сомкнулись волны, место его падения изнутри на миг словно подсветилось, так, будто кто-то там, на дне, включил прожектор с изумрудно-зеленым фильтром. Смотрелось происходящее очень, очень красиво, если, конечно, абстрагироваться от причины данного светового шоу.

– Стоять! – на этот раз голос раздался снизу, и Николай его сразу же узнал. Тетя Паша! Та, которая по его разумению, уже выпила водочки и спит себе спокойненько дома. Ну, или в Отделе, что тоже для нее не редкость – Нифонтов! Сюда! Быстро!

Следом за тем хлопнули два выстрела. Выходит, старейшая сотрудница пустила в ход свой знаменитый браунинг, который не то, что Сталина – Ленина помнил. Тетя Паша его называла «хлопушкой» и не раз подчеркивала, что главным оружием толкового сотрудника Отдела являются его разум и коммуникативные навыки, в крайнем случае – нож. А пистолет… Ну, что пистолет? Так, сомнительный аргумент превосходства.

Но при этом частенько таскала с собой эту самую «хлопушку» в сумочке, и даже время от времени, пусть и очень нечасто, ей пользовалась. Как, например, сейчас.

Николай, гигантскими прыжками, прямо как какой-то кенгуру, спустился вниз по лестнице, где увидел отдельскую уборщицу, стоящую около каменного парапета набережной и упирающуюся в него рукой.