Впрочем, если
она действительно шпионка, то за все годы нашей связи она не вытянула из
меня ничего, кроме того, что женщина обычно вытягивает из мужчины, один лишь
секрет, секрет жизни. Нет, Машка не шпионка, она только лишь слепое орудие в
хитроумной рассчитанной на долгие годы игре сил мирового
имперосиомаомудизма.
- Внимание, - сказал я в трубку через одеяло.
- Привет, лапуля! - закричала мадемуазель Мариан Кулаго. - Опять ты
залез под одеяло? Ты не представляешь, какие потрясающие я видела сегодня у
Мемозова работы Кулича! Помоему, он скоро обойдет Фиокса! Ты с ним знаком?
- Внимание, - сказал я. - С вами говорит электронный секретарь Самсона
Аполлинариевича Саблера. Прошу записать ваши данные на магнитную ленту.
- Новые фокусы! - расхохоталась Машка. - Небось уже вылакал всю мою
бутылку? Ты не представляешь, маленький, какой я тебе приготовила сюрприз!
Он, не могу удержаться, дура я дура, сегодня же вечером привезу тебе его, он
весь в искрах и теплый, надеюсь, прокормишь? Знаешь, это...
- Внимание, - прервал я ее. - С вами говорит электронный секретарь...
- Дважды повторенная острота становится глупостью, - с живостью
необыкновенной парировала она. - Да! Сейчас ты взвоешь! Потрясающая новость!
Приехал твой кореш, Патрик Тандерджет!
Я повесил трубку и выдернул шнур телефона из розетки.
Несколько минут полежал, пытаясь унять дрожь, но тщетно:
Машкин звонок сделал свое дело - все уже было ясно на сегодняшнюю ночь.
Вскочив с постели, я крепко приложился к бутылке, потом, на ходу
выскакивая из дневных деловых брюк, пробежал по квартире, плюнул в экран
телевизора, где все еще соревновались в отредактированном остроумии какие-то
там "физтехи", вытащил из груды белья вельветовые джинсы "леви'с", из груды
старой обуви свою "альтушку", дунул в нее... Саксофон обиженно завыл;
- Ты меня совсем забыл, лажук!
- Кочумай! - виновато ответил я. - Сегодня погуляешь!
Инструмент плаксиво канючил:
- Думаешь, ты один такой умный, да? Тоже мне гений!
Говно! Бросил товарища в вонючий угол, где кошка твоя ссыт! У меня
клапана от ее мочи ржавеют. Некрасиво это, лажук. Еще Ромен Роллан сказал:
"где нет великого характера, там нет великого человека"...
- Неправильно цитируешь и вообще не наглей, - пробурчал я. - Давай-ка
лучше раскочегаримся!
Он тут радостно завопил петухом, заблеял, загоготал, как молодой, в
предвкушении вечерней вакханалии.
"Белая лошадь" толчками продвигалась по кровотоку, глухо стучало
сердце, предметы привычно менялись, теряли свой непонятный устрашающий
смысл, приближались и сладко тревожили, как в юности. Дух юности, вечер
ожиданий - вот первые подарки алкоголя.
Передо мной лежала ночная Москва, безмолвная и чистая. |