|
Директор госпиталя, профессор Аббас, тогда вызвал к себе Патрика и запретил ему дружбу с загадочным существом. Как смеялась тогда Машка, как она тогда смеялась! Машка... Машка... мадемуазель Кулаго... Как странно сейчас вспоминать, а ведь было и у нас с ней "шепот, робкое дыханье" в африканском кустарнике. Кем была она тогда, нынешняя московская иностранка, потаскушка, пьянчужка? Она была тогда русской француженкой, эмигранткой в третьем поколении. Чиста и радостна, как ранняя зарница христианства. - Мой дедушка был военный, - лепетала она, - сначала кавалерист, а потом летчик. Он очень много воевал, тре бьен, а потом отступил с войсками. - С какими войсками? - интересовался я. - С нашими войсками. С русскими. Отступил в Европу. - Ты ошибаешься, дочка, - говорил я, целуя ее туда-сюда. - Русские войска никуда не отступали. Отступили белью, всякая шваль антантовская, а русские, то есть красные, остались. - Ну что ты, милый! - Она расширяла глаза. - Русская армия вся отступила, а красные - это китайцы, латыши и евреи. Еще матросы и чекисты, - добавляла она, подумав. - Умный у тебя дедушка, - говорил я. - Неглупый, - соглашалась она. Как она входила, я помню-помню, как она входила на утреннюю докторскую конференцию в своих полотняных штанах и джинсовой рубашке, эдакая чертовка, рассыпала сигаретный пепел, говорила птичьим своим голоском: "Сава!", и все доктора: русский, янки, японец, итальянец, финн, поляк и главный врач, пакистанец Аббас, - отвечали ей со своими национальными улыбками "сава", и под флагом ООН в дебрях Катанги воцарялось благоденствие. Тем временем влюбленный Патрик Тандерджет весьма страдал. Однажды он пришел^ко мне под сильным газом и сказал, что ему не дает спать одна большая мысль. Какая же мысль? А вот какая: с одной стороны, мисс Кулаго как русская по крови принадлежит мне, но с другой стороны, она все-таки гражданка западной державы, то есть Свободного Мира, а из этого можно сделать противоположные выводы. - Патрик, ты же умный человек, - урезонил я его, - и ты должен понимать, что мир держится на очень шатком равновесии. Мощь стран Варшавского пакта так огромна, что ты и представить себе не можешь. - В самом деле? - удивился он. - Клянусь! Кроме того. Пат, не забывай, что сейчас нас осеняет голубой флаг ООН, надежда всего человечества. Он ушел в ночь и долго хрустел валежником в лесу возле госпиталя, вспугивая стайки обезьян и одиноких гиен. Однажды я прочел Машке стихи Гумилева про изысканного жирафа с озера Чад. Она удивилась; ты советский, а читаешь стихи русского поэта? Ах, Маша, Маша... В другой раз она услышала у меня записи Окуджавы и вдруг заплакала - что это, откуда, чей это голос летит из советской пустыни? Она вдруг поняла, что страна, из которой прибыл ее африканский любовник, ей неведома. |
