|
В самом деле, не век же ему здесь сидеть. Четыре хрустальных глаза появились в темной утробе, и вскоре выехала под фонари огромная "Импала", из которой махала Пантелею пьяная женская рука. Любовница Пантелея А.Пантелея швейцарская подданная мадемуазель Мариан Кулаго... ...прохладные и безвредные тайны кошками перепрыгивают с крыши на крышу... Только бы не забыть! ...и старый друг Пантелея третий заместитель шестого вицепрезидента международного Пен-клуба ехали вместе по ночной невинной Москве. Невинная Москва! Пантелей уселся на край тротуара, рядом со своими трофеями, изображая из себя уличного торговца. Пусть видят идеологические диверсанты, чем торгуют в Москве уличные торговцы, каков ассортимент! - Пантик, Пантик, вот наконец и ты! Теперь ты у нас на крючке! - завизжала Машка и выскочила из машины. Она была в своих неизменных джинсах и красной рубашке, завязанной калифорнийским узлом под свободно шевелящимися грудями, в которых, конечно, скрывался идеологический заряд необычайной силы. Б-р-р! Между рубашкой и джинсами поблескивал эпицентр идейной борьбы между Азией и Европой, Машкин потрясающий живот. Она была очень хороша, как всегда по ночам, когда перебиралась через пол-литровую отметку. Затем появились жирафьи ноги в стоптанных башмаках "хашпапис", а вслед за ними и все туловище так называемого вицепрезидента, который больше походил на спившегося центрового баскетбольной команды. Он почесал пятерней свой заросший затылок, увидел вдруг всю мою коллекцию, расставленную на тротуаре, и, дико вскрикнув, отпрянул на шаг. - Нет, не хочу! Снова ООН? Снова ЮНЕСКО? Хотя бы месяц можно без этого? Пантик, помоги! Манечка, держи меня за нос! Мы все трое тут обнялись и спели песенку нашей далекой весны: И нам ни разу не привидится во снах Туманный Запад, неверный лживый Запад... Итак, поехали! Куда? Подальше! Подальше от Лондона, от Парижа, от Москвы, поближе к нашей весне, к нашей пьяной безобразной такой безвозвратной весне. Патрик по-идиотски газовал, нелепо втыкая скорости. Машина ревела, дергалась, ее организм, расшатанный бесконечной пьяной ездой, очень страдал. Мы пели теперь славную американскую песенку о тех подонках, что пишут на райских стенах и потому обречены скатывать свое дерьмо в маленькие шарики. Пусть катают! А те, кто читает их премудрости, пусть эти шарики жрут! Мы ехали, пели и рыдали друг у друга на груди, а Машка тем временем, рыдая, проверяла пальчиками - все ли на месте. Мы долго ехали, пели и рыдали, пока машина не понеслась на бетонную подпорку гостиницы "Минск". Хирург-педиатр-ревматолог-кардиолог-фтизиатр Геннадий Аполлшариевич Мальколъмов рассказывает о своей молодости неизвестно кому неизвестно когда по телефону в неопределенном направлении Мы трое, Машка, Патрик и я, познакомились в августе 196. |
