|
Давайте держаться вместе, друзья! - Клевый парень, - сказал Чудаков. - Доллары у тебя есть? - Давайте все сегодня объединимся, все друзья, какие есть в Москве, - предложил Патрик. - Поехали в бразильское посольство. Бразилия - страна XXXI века! - А что, поехали, - согласился Чудаков, - не прогонят же. Стихин тоже высказался: - Ты, если выставляешь, сам выставляйся. Снабаш берешь? Пожалуйста, не отказываемся. Ты русского человека неправильно понимаешь, а ты его пойми, он - незлой. С этими словами он извлек из бедер своих трех "гусей", три бутылки 0,75 "Мадера розовая" производство Раменского ликероводочного завода. Все тут влезли в "Импалу", и Патрик стал по-идиотски газовать, нелепо втыкать скорости. Машина ревела, дергалась, ее организм, расшатанный бесконечной пьяной ездой, очень страдал. Патрик, Стихин и Чудаков голосили песню "Стою на полустаночке". Машка врод' бы рыдала на груди Хвастищева, но на самом-то деле проверяла пальчиками - все ли на месте. Они долго кружили по московским улочкам и переулкам, пока не направились прямо на бетонную подпорку гостиницы "Минск". ABCDE В бразильском посольстве как раз шел прием, и на нем присутствовал московский писатель Пантелей Аполлинариевич Пантелей. Впрочем, посольство, возможно, было и не бразильское, и не исключено, что Пантелей явился сюда без приглашения, просто увидел в окнах свет, движение, праздник и заявился, обманув авторитетным заграничным видом милицию и гэбэ. Во всяком случае, присутствовал. Он стоял за витым додоновским столбом в главном зале посольства. Огромный гала-прием в честь национального праздника этой страны был в разгаре. Послы, советники, военные атташе, советские штатские чиновники и офицеры, духовенство, советские чиновные писатели и инакомыслящие, деятели науки и культуры, космонавты, спортсмены и дамы, дамы, дамы, толстые, худые, хорошенькие, ведьмы, сучки, голубушки, стукачки, кусачки, - все они медленно двигались перед изумленным взором смертельно напуганного Пантелея. Что там говорить, не первый раз Пантелей попадал на такие сборища. За истекшее десятилетие он побывал на десятках, а может быть,' и на сотнях дипломатических приемов и никогда их не чурался, не корчил снобских гримас - "ох, надоели, мол, эти приемы", - никогда на этих приемах не было скучно прогрессивному советскому писателю Пантелею. Всегда он наедался здесь вкусной едой и напивался вполпьяна изысканными напитками, а иногда и закадрить даму здесь ему удавалось. И вдруг сегодня он глянул вокруг и ничего не узнал. Он не понимал даже, люди ли это вокруг или какие-нибудь другие предметы. Он не понимал даже понятия "предметы", а понятие "вокруг" казалось ему каким-то темным хаосом. |
