Он вышел из парка в тихий пустынный московский переулок. Студенты уже
ждали его, живописно привалившись к чугунной решетке прошлого века, все в
современных одеждах, ночные блики играли с высокими коленями Тинатины
Шевардиной. В конце переулка появились и тихо поползли ко всем
присутствующим широко расставленные четыре хрустальных глаза.
Все рухнуло, подумал Малькольмов, нащупали, космополиты проклятые!
Он не ошибся, к институтскому парку приближалась черная дипломатическая
четырех-спальная-восьми-цилиндровая колымага, а из нее ему махала пьяная
женская рука. Это приехали по его душу давнишняя его любовница Машка Кулаго
и старый его англо-американский, а вернее, интерконтинентальный кореш Патрик
Тандерджет.
- Геночка-лапочка! Вот и мы! Вот и мы! - завизжала Машка и выскочила из
машины. Она была в своих неизменных джинсах и красной рубашке, завязанной
калифорнийским узлом под торчащими в разные стороны грудями. Между рубашкой
и джинсами поблескивал, словно крыша "Фольксвагена", потрясающий Машкин
живот. Машкины глазища танцевали хулу. Она была очень хороша, как всегда по
ночам, когда перебиралась за пол-литровую отметку.
Затем появились жирафьи ноги в стоптанных башмаках "хаш-папис", а вслед
за ними вылез Патрик Тандерджет, почесал заросший затылок и уставился на
группу студентов, точнее, на Тинатину Шевардину и двух ее подруг.
- Любопытно, откуда столько помидорчиков и почем они в этом гарнизоне?
- Без особого груда было видно, что американский хирург самый пьяный в этой
компании. Не исключено, что три московские студентки казались ему сонмищем
сайгонских проституток. Он делал страшные усилия, чтобы поймать фокус,
сгибался в разные стороны, работал локтями. Должно быть, ему казалось, что
он толкается в густой толпе, и в связи с этим он налево и направо кивал
головой и говорил "сорри". Наконец ему удалось добраться до студенток, он
схватился за них и блаженно затих с таким видом, словно слушает органную
фугу где-нибудь в соборе.
Тут вдруг Малькольмов заметил, что Патрик облачен в его лучшую
малькольмовскую рубашку.
- Лапсик, знаешь. Пат прилетел сегодня неизвестно откуда японским
самолетом, и у него в чемодане все было такое грязное и вонючее, что мне
пришлось заехать к тебе домой за одеждой, - затараторила Машка.
- Могла бы чего-нибудь и похуже взять, - разозлился Малькольмов.
- Ведь он твой лучший друг! - воскликнула Машка.
- Я не ему говорю, не другу! - рявкнул Малькольмов. - Я тебе говорю -
хватит раздавать мою одежду своим заезжим козлам! У нас тут не Лондон, у нас
магазина "Либерти" тут нету! С одеждой плохо!
Машка села на тротуар и весело заплакала. Патрик тем временем уже
хлебнул ректификатику из каверзневского рукава, оживился и засуетился среди
студенток.
- Ты, малыш, хочешь тысячу пиастров? А ты? А ты? Красота! Вот
преимущества военного человека! Джойн Ю Эс Арми!
Увидишь весь мир! Да здравствует агрессия! Генка, поехали!
Все тут влезли в "Импалу", и Патрик стал по-идиотски газовать, нелепо
втыкать скорости. |