Каждая из них была по-своему поразительно красива в ирландском вкусе. Огненно-рыжая Эйлин с прекрасным цветом лица и черноволосая, темноглазая Тедди. Они переговаривались жестами через стол — Эйлин не слишком быстро, хотя она и старалась — и это заинтриговало китайцев, заполнивших в этот обеденный час зал ресторана.
Тедди рассказывала ей о том, что произошло накануне за воротами клиники. Эйлин наблюдала за ее пальцами, которые двигались гораздо медленнее, чем когда она разговаривала с мужем и детьми, но полыхавшие ярким огнем глаза лучше всяких слов передавали ее волнение при воспоминании о том событии. Люди, организовавшие защиту клиники, рассказывала Тедди, рекомендовали воздерживаться от контакта с нападавшими и вести себя так, чтобы не допустить обострения конфликта.
Ирония не была чужда ей. И Эйлин тоже. Тедди не могла отвечать на насмешки завывавшей вокруг нее толпы, даже если бы и хотела.
— Я стояла, а кровь текла по моему лицу, — показывала она пальцами.
...текла по ее шее, плечам, за воротник майки. Не отрываясь, она смотрела в глаза священника. Это он инициировал словесные оскорбления, управлял вопящей беснующейся толпой, как церковным хором. Тедди считывала оскорбления с его губ, видела искаженные лица его сообщников. Вся шумовая атака разбилась о нее, но нападавшие этого не знали. Ее глухие уши ничего не слышали, и шум не проникал в ее сознание.
Но даже если бы она слышала, она бы не отступила.
В тот день защитники клиники стояли плечом к плечу с ней, и их горевшие гневом глаза были устремлены на толпу, чье неистовство, казалось, разжигалось безмолвием Тедди. Ее взгляд был неподвижен, рот сжат, она пристально смотрела на лицо священника, залившего ее кровью. А за его спиной синело небо. Такое синее, какого еще не было той весной.
«Убийцы, дайте детям жить! Убийцы, дайте детям жить!»
— Сукины дети, — произнесла Эйлин и попыталась представить свои слова жестами, но Тедди уже считала их с ее губ.
И снова замелькали ее пальцы:
— Двадцать минут они...
...пытались вызвать ее на ответные действия, девять человек, стоявших тесным полукругом, изводя ее криками и насмешками. Кровь запеклась вокруг ее глаз, в раковинах ее неслышащих ушей, в уголках губ. Майка с надписью ЗА СВОБОДНЫЙ ВЫБОР пропиталась кровью и из синей стала пурпурной.
Она пристально смотрела в темные глаза священника.
— Был чудесный весенний день, — показывали ее пальцы.
Эйлин смотрела на подругу, ее зеленые глаза широко раскрылись в предвкушении чего-то интересного.
— Ну? — спросила она пальцами.
Она знала, как представить движениями пальцев это слово.
— Ну?
Глаза Тедди раскрылись так же широко, как у Эйлин, брови поползли вверх, она удивленно пожала плечами.
— Они просто разошлись по домам! — сообщили ее пальцы.
— Прекрасно! — прошептала Эйлин и кивнула головой. — Ты молодчина, девочка, — сказали ее пальцы. Она протянула руку через стол и пожала руку Тедди.
Тедди улыбнулась.
— Да, — сказала ее улыбка.
Ей не нужно было переводить это слово на язык жестов.
— Чем могу служить, сэр?
— Это мой коллега, — представил Бадд стоявшего рядом с ним мужчину. — Детектив Деллароза.
— Слушаю вас.
В ее голосе звучало нетерпение. Прожила семьдесят проклятых лет, подумал Бадд, и еще куда-то торопится.
— Вы позволите нам войти, — спросил он.
— Что вам нужно?
— Проживает ли здесь человек по имени Рубин Шэнкс?
— Проживает.
— Мы бы хотели задать ему несколько вопросов, с вашего позволения. |