– Не вставайте, – прошептала Мария. – Умоляю вас, вы совсем больны! У вас температура!

– О нет, о нет, я совершенно здоров. И я в своей тарелке… Зрелость личности – чтобы распоряжаться собой. Все мое – мое. Все твое – тоже мое… Когда мы соединим уста, я покажу тебе одну американскую книжку. Хотя она предназначена для пятилетних, она волнует больше стихов Байрона или сцен в комедиях Лопе де Вега. Нарисованы голая мама и голый папа…

Педро взорвался.

– Эй, ты, осел, – закричал он, – я спас тебя от верной смерти не для того, чтобы ты издевался над моей душой! Сейчас же оставь в покое мой мир и мою сестру! Я добрый человек, но я никогда не уступлю морали своего народа!

И он подошел вплотную к кровати, на которой лежал Сальваторе.

– Если бы ты не был или не считался больным, я бы смазал тебя сейчас по физиономии: ты не уважаешь людей, которые дали тебе кров и пищу, стало быть, не уважаешь никого на свете!

Мария, словно очнувшись, вскочила со стула, расплакалась и убежала прочь.

– Мужчина не должен мешать мужчине получать свою долю удовольствия, – с усмешкой сказал Сальваторе, глядя прямо в глаза Педро. – Если он, конечно, мужчина.

Педро не выдержал наглого взгляда, отвернулся.

– Я человек, а не ловец удовольствий, – сказал он. – И мужчина для меня означает прежде всего благородство и правду. Козел для меня еще не мужчина.

И Педро возмущенно вышел из комнаты.

Едва увидев его, Алеша понял, что случилась какая‑то неприятность.

– Кто‑то наплевал тебе в душу? Скажи, нужна ли моя помощь?

– Нет, – Педро попытался уйти, но подошедший к ребятам Антонио удержал его за руку.

– Я слышал ваш разговор. К сожалению, Педро, сегодня мы не имеем права на только личные чувства. Все мы связаны одной судьбой. Так что потрудись объясниться.

– Противно это, очень противно…

И Педро рассказал обо всем увиденном и услышанном.

– Подонок, – заключил Антонио. – Ненавижу подонков. Всякий народ считает величайшим позором даже рассуждать о наготе отца и матери… Сальваторе злоупотребил нашей добротой. Он хочет испортить девчонке жизнь. Я поговорю с ним.

– Говорить – пустое дело, – возразил Алеша. – Этот тип намеренно развращает людей. Я не знаю, с какой целью, но, конечно, не с целью добра.

– Пожалуй, – хмуро кивнул Антонио. – Я нагляделся на эту свободу покупать молодость и красоту… Где полыхает разврат, там повсюду нищета, трущобы, неизлечимые болезни. Там пьянь и наркоманы. Там нет друзей, нет принципов, там измена, унижения и дебильность… Разврат насаждается так же, как нищета, как невежество, как ложь. О, развращая народы, боссы ловят большую рыбу. Большую рыбу, ребята. А люди остаются слепыми, слабыми, не знающими, как помочь себе, как изменить жизнь, такую бесчестную, несправедливую, жестокую… Пожалуй, для начала я все‑таки проглажу скулы этому Сальваторе. В чужом храме он должен уважать чужие молитвы.

– Не трогай его, Антонио, – со вздохом сказал Педро. – Вдруг я не так все понял, а он дурачился, потому что ему понравилась Мария?

– Странная деликатность, – пожал плечами Алеша. – Уверен, что ты все понял и понял правильно. Отчего же ты прячешь свое возмущение? Имеешь ли ты право прощать издевательство над своим нравственным чувством?..

УЛЬТИМАТУМ

Напуганный покушением, Босс сам предложил выход из создавшегося положения.