Итак, Босс выразил готовность предоставить для отплытия на Кубу свою моторную яхту с необходимым запасом продовольствия и воды, механиком и штурманом, которые должны были привести яхту обратно.

– Но мы имеем все основания опасаться погони, – сказал дядюшка Хосе. – Вы, господин Гудмэн, проявили уже столько коварства, что мы не можем полагаться на одни обещания. Я предлагаю: всех, кто остается на острове, на сутки, по крайней мере, запереть здесь, в вашем доме.

– Кто же будет выполнять эту часть договоренности? – спросил лукавый Босс. – Для этого вам потребовалось бы оставить своего человека.

– Мы подумаем, – сказал дядюшка Хосе.

– И еще одно условие, – добавил Антонио. – Чтобы исключить возможность нарушения соглашения, нужно слить горючее из баков вертолета.

– И это принимается, – нахмурившись, кивнул Босс, – при условии, конечно, что вы немедленно уничтожите договор о продаже острова и оставите здесь все захваченные золотые слитки и все оружие.

– За исключением двух автоматов и тяжелого пулемета, который имеется на яхте, – сказал Антонио.

– Это оружие будет отправлено к вам обратно, едва мы ступим на кубинский берег, – уточнил дядюшка Хосе.

– Будь по‑вашему, если вы согласитесь на последнее условие: передать мне тотчас радиостанцию.

– Это для чего? – насторожился Педро.

– Чтобы восстановить прерванные связи. Мои клиенты, конечно, сильно озабочены молчанием и могут предпринять действия, нежелательные как для меня, так и для вас.

– Передавать радиостанцию? Ни в коем случае, – сказал Антонио. – Максимум: провести радиосвязь в нашем присутствии сейчас… Через сутки после нашего отплытия можете связываться с кем угодно…

– И я так считаю, – согласился дядюшка Хосе.

Босс попытался спорить, но натолкнулся на такой отпор, что вынужден был согласиться.

– Ладно, ладно, джентльмены не мелочатся. Принимаю ваш ультиматум.

Вскоре Босс вышел на балкон, вызвал охранников и объявил о своем решении. Они встретили известие молча, без энтузиазма: уже знали или догадывались, что песенка Босса спета и с ним будет покончено, едва минуют установленные сутки. И не в том был просчет, что Босс сажал под суточный арест и команду вертолета, над которой был не властен, а в том, что допустил всю заварушку, рассекретил то, что ни в коем случае не предназначалось для посторонних глаз.

ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ

Ночью еще раз совещались. Антонио и Алеша категорически воспротивились участию в совещании Сальваторе, ссылаясь на то, что он человек совершенно другой социальной среды и не испытан в деле.

Против этого мнения выступили дядюшка Хосе и – после некоторых колебаний – Педро.

– Если мы его не позовем, он никогда не поймет правды, никогда не почувствует доверия к трудовому человеку. Пусть увидит и услышит, как рассуждают граждане, преданные социализму, как ценят справедливость и отвергают дискриминацию.

– Я бы воздержался, – сказал Агостино. – Демонстрировать свое благородство перед неблагородными – наивная затея. Все знают, что мы не претендуем на чужое, даже те, которые громче всех обвиняют нас. Эксплуататор никогда не поймет эксплуатируемого. Чтобы понять, ему пришлось бы отказаться от своих претензий жить за чужой счет, но на такое отваживаются только единицы. И только под влиянием собственного опыта жизни.

– Ну и что? – возразил дядюшка Хосе. – Даже в революциях участвует немало умных и проницательных людей из привилегированного класса.