Похоже, что они просадили переднее колесо и теперь пытались его заменить. Чужаки? Мародёры? Или уцелевшие людоеды? Кто? Через прицельную рамку хорошо было видно, как они с натугой срывали с места приржавевшие гайки. Лица багровели от натуги, иногда доносились отдельные слова, по большей части матерщина. Михаил ждал. Этому он научился хорошо. Нужно было убедиться, что кроме этих троих больше никого в машине нет. Тогда он решит, что с ними делать: убить или оставить им жизнь… Как-никак, они на его земле… В его владениях. Вроде бы их всё же только трое… Осторожно начал подкрадываться к ним вдоль кювета, пёс послушно полз рядом, тоже не высовывался зря… Четыреста. Триста. Двести. Сто. Пятьдесят…
— …Тащи баллон.
— Мать! Столько провозились с этим колесом, даже не думал! Лысый с нас башку снимет, что опоздали.
— Не снимет. А то, что нам пожрать не оставят, так это точно.
— А, смотаемся сами за свежаком. Поймаем кого-нибудь. Знаю я одно место, где они постоянно шастают за водой…
Людоеды! Всё стало ясно без слов. Остатки той банды, которую он уничтожил. Мгновенно в груди образовалась холодная пустота, которая всегда наступала у него перед боем. Что в Панджшерских ущельях, что здесь… Рука вытащила гранаты из кармана бушлата, затем извлекла наружу обвязанные изоляционной лентой магазины, положила перед собой. Несколько раз глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть в воду, вентилируя лёгкие. Когда в голове прояснилось, разжал усики «лимонок», резко приподнялся на колено и со всего маху метнул прямо в сгрудившихся возле домкрата нелюдей… Второе рубчатое яйцо унеслось через мгновение после первого. Он ещё успел услышать недоумённые возгласы, затем грохнуло. И тут же — ещё раз. Облачка чёрного дыма мгновенно растаяли, а он уже летел к грузовику огромными шагами, на ходу поливая распластанные тела короткими очередями. Щёлкнул вхолостую боёк, почти моментально привычным движением большого пальца открыл защёлку, перевернул скреплённые между собой изоляционной лентой рожки и передёрнул затвор. Но больше стрелять не стал — троица людоедов и так представляла собой сплошное месиво из мяса и кровавых лохмотьев… Подошёл поближе. Из прошитого осколками бака с тихим журчанием выливался жёлтыми струйками бензин. Ха… Погребальный костёр. И возиться не надо. Не выпуская автомата из правой руки, левой вытащил из кармана зажигалку. Нащупал там же клочок бумаги, совсем собрался было зажечь её и бросить, но спохватился — не ровен час, у них пленные в кузове. Зачем губить невинные души? Те и так, наверное, страху натерпелись, попав в лапы к людоедам…
— Джаб!
Пёс понял. Вылетел из кювета, подлетел к мертвецам, сразу вздыбил загривок, глухо и страшно зарычал. Потом задрал заднюю лапу, пометил машину, невзирая на острую вонь от пролитого бензина. Сморщился, чихнул, направился к задней дверце, ведущей в будку кунга. Взобрался передними лапами на низкую ступеньку, принюхался, снова чихнул. Виновато взглянул на парня, и тот понял — запах разлитого топлива перебивал всё вокруг. Что же, ничего не поделаешь. Придётся рисковать… Ну это дело отработанное. Уже раз делал… Тонкий прочный шпагат, цепляем за ступеньку, затем рывок, и дверь послушно открывается… И сразу же крик:
— Не стреляйте! Я сдаюсь!
Автомат мгновенно взлетел кверху, палец уже был готов нажать на курок, когда до Михаила дошло, что кричит женщина. Рука сама замедлила движение, и в это время та, что была в будке, показалась на свету, с поднятыми руками, в которых ничего не было. Сглатывая слёзы, вся дрожа, произнесла ещё раз:
— Не стреляйте, пожалуйста! Я сдаюсь! Не убивайте меня!
…Лет восемнадцать. Может, меньше или чуть больше. И — знакомая метка клана Лысого, вытатуированная на ладони. |