— Муж говорил мне о вас.

— Да-да, это я французский профессор с безумными теориями! Поэтому-то я сижу здесь ночью и курю трубку.

Лино принадлежала гипотеза о том, что Троя была построена на священном месте, где находилось святилище какою-то бога или гробница великого правителя, а ее первыми обитателями стали жрецы или стражи священного места. Он полагал, что каким-то образом город на равнине ориентирован по звездам. Вот почему Гомер воспел его в "Илиаде" и почему за него так яростно сражались.

— Я с детства привык к совам, — сказал Лино. — Богиня Трои, Афина, известна как glaucopis, "совоокая". Почему бы им не обитать здесь? Они из здешних мест.

— В моей стране они считаются птицами смерти.

— Именно. Но ведь это место смерти, не правда ли? Что мы делаем здесь, как не вызываем ее? Сова — птица ночи. Она сидела на копье Пирра, когда тот двинулся на Аргос. Я обнаружил в Ионии гробницу, где слева и справа от сирены, плакальщицы смерти, сидят совы. Герр Оберманн говорил вам об украшенных совиными головами сосудах, которые найдены здесь? Они уникальны. Троя — место смерти и ночи.

Ее снова охватило ветром, и она подумала, прислушиваясь к словам Лино: "Ты ничего не видишь, и ты видишь все".

Слепота Лино не повлияла на его страсть к археологии. Участия в раскопках он не принимал, но никто не мог сравниться с ним в опознании и определении находок. По текстуре фрагмента керамики Лино мог узнать период, когда она употреблялась, по изгибу ручки сосуда или ободку разбитого блюда мог реконструировать форму предмета целиком. Он знал о происхождении каждой вещи, которую клали перед ним; мог проследить тонкие линии, которыми на поверхность были нанесены контуры фигур или узор.

— Обычно ваш муж каждый вечер читал мне Гомера, — сказал он. — Мне его не хватало.

— Наверное, я слишком долго удерживала его в Афинах. Простите.

— Здесь нечего прощать. Вы молоды и, судя по голосу, прекрасны. — Она рассмеялась. У насыпи произошло какое-то движение. — Турецкий сторож, — сказал он. — Деревенские приходят сюда искать золото.

— И находят?

— Мы не знаем наверняка. Что-то при случае от нас прячут. Это возможно. Но мне кажется, ветер слишком силен для вас. — София не чувствовала, что дрожит. — Разрешите проводить вас в ваш домик. — Он повел ее вверх к плато.

— Вам следует опасаться многоножек, фрау Оберманн. Как следует из латинского названия, это маленькие насекомые — centipedes. В Греции, мне кажется, вы называете их sarantopodia.

— Да. У них по сорок ног.

— И по сорок ртов. Их укус очень болезнен. Вам придется каждый вечер обметать потолок. — София вздрогнула. — Позвольте мне показать вам одну вещь. Вам будет не так страшно. Вот сюда. — Он повел ее вниз по склону, вдоль внешней стороны дворцовых стен, туда, где было маленькое круглое сооружение из камня. — Видите, фрау Оберманн? Я думаю, здесь был алтарь их бога. Его изображение держали в деревянном футляре.

— Это был Зевс?

— Зевс. Повелитель темных туч. Потрясатель земли. У него сотня имен. Тише, пожалуйста. Бог все еще здесь. — Они некоторое время стояли молча. Слышались крики сов. Он коснулся ее руки. — Теперь я провожу вас назад.

Проснувшись на следующее утро, София не увидела Оберманна.

Она сварила кофе на плите, приютившейся в углу алькова, служившего кухней, и пока пила его, с удивлением поняла, что настроение изменилось. Она больше не чувствовала слабости, которую ощущала, взбираясь по склону Гиссарлыка.