Выйдя из дома, она увидела мужа, стоявшего на насыпи, подобно завоевателю; сзывая рабочих, он указывал на что-то тростью из черного дерева.

— Идите сюда с лопатами! Видите вот этот изгиб стены? Копайте! Копайте! — Он заметил жену и повернулся поздороваться с ней. — Пока ты спала, София, я верхом прогулялся к морю и искупался. Я говорил с Посейдоном. Он сказал: "Дорогой мой Оберманн, твоя жена должна быть рядом с тобой".

— Прости, Генрих. Путешествие утомило меня.

— Здесь нельзя быть утомленной, дорогая София. Мы находимся при начале мира. Деметриу! — позвал он одного из рабочих. — Что здесь за углубление? Впадина?

София и в самом деле чувствовала удивительную бодрость. Она посмотрела на север, через троянскую равнину в направлении Дарданелл и Геллеспонта, а, повернувшись, увидела покрытые снегом вершины гор Иды. С другой стороны виднелась береговая линия, море и отдаленный остров Тенедос. Ей пришло в голову, что в природе есть только изогнутые линии, наподобие склонов холма, на котором она сейчас стоит, и что все существует в гармонии. Она понаблюдала за мужчинами и женщинами, которые, согнувшись, копали, — раскопки велись одновременно в нескольких местах, — и отметила ритмичность работы.

— Видишь ли, София, это как дитя, воскресшее из мертвых. Мое дитя! Оно вернулось к жизни спустя тридцать одно столетие. А вот приближается моя Немезида. Это наш турецкий надзиратель. Он чудовище. Доброе утро, Кадри-бей. — Оберманн быстро коснулся пальцами живота, груди и лба, одновременно поклонившись.

Надзиратель ответил ему тем же. Кадри-бей был одет в белый халат с расшитым кожаным поясом в характерном константинопольском стиле. — Видите, к нашей маленькой компании присоединилась фрау Оберманн.

Кадри-бей поклонился и вновь коснулся груди.

— Добро пожаловать. Это честь для нас. — Она заметила, что у него очень светлые глаза. — Это страна сокровищ, фрау Оберманн, как вы увидите.

— Нас не интересуют сокровища, Кадри-бей. Нас интересует история.

— Разумеется, герр Оберманн. Но дамы любят драгоценности.

— Я равнодушна к драгоценностям, — отозвалась София. На его поясе она заметила кривой кинжал.

— Могу я показать вашей жене нечто интересное?

— Разумеется.

Кадри-бей повел ее по плато, обходя телеги и тачки.

— У английских тачек, — сказал он, — железные колеса. Очень удобные. — Он поднял с земли кирку. — По-турецки она называется escharpa. Но я собирался показать вам другое. — Они подошли к невысокой стене, у которой двое рабочих на коленях счищали с находок землю короткими ножами. — Видите здесь кругом черепки? — Она кивнула, заметив кусочки обожженной глины и костей. — Античная керамика. Но здесь есть кое- что еще. — Он что-то шепнул одному из рабочих, и тот вытащил из кармана своего холщового жилета льняную тряпочку, в нее была завернута золотая проволока, как показалось Софии, со следами земли.

— Серьги, — сказал Кадри-бей. — В давние времена их носила дама. — Когда он говорил с Софией, глаза его блестели.

Она улыбнулась в ответ и, повернувшись, пошла через плато к мужу.

— Как тебе нравится наш турок? — спросил он.

— Я его совсем не знаю.

— Говорят, турки ненавидят христиан, но этот хуже всех. Безграничное самомнение. И полное отсутствие знаний. А я должен платить ему пятнадцать фунтов в месяц за удовольствие пребывать в его компании! Его послало сюда турецкое правительство шпионить за мной.