Атаковали, как обычно, на рассвете, силами под сотню бойцов. Должно было хватить. Против нас было максимум человек двадцать-тридцать — ближайшая охрана и отборные каратели Звира. А еще мы рассчитывали на эффект внезапности.

Но с внезапностью сразу не задалось. Наша передовая группа налетела на хорошо замаскированный заслон в отдалении от стоянки. Вступила с ним в огневой контакт.

Тут уж весь вражеский лагерь ожил. В свое ближнее окружение Звир отбирал лучших бойцов, имевших боевой опыт. Да еще автоматов у них много. И пулемет имелся. Враги моментально рассредоточились по огневым точкам. И завязался полноценный бой.

Меня ударило горячо по щеке. В глазах поплыло, прошла ужасом волна по телу — достала-таки меня вражья пуля! Я ощупал небольшую царапину, которая уже больно саднила. И перевел дыхание: пуля вышибла из березы рядом со мной щепки, одной из них меня подранило. Пустяк.

Бросок вперед. Укрытие — небольшое углубление в земле. Срисовать, откуда по нам бьют. Ударить короткой очередью в ответ. Поддержать огнем товарища, меняющего позицию. Вперед. Только вперед.

Тарахтели одиночные выстрелы и очереди. Заработал пулемет. Потом еще один. Рванула граната.

Мы уже на окраине лагеря. Все вертелось в такой карусели, что картина боя давалась мне с трудом. Но я усек, что оставшаяся часть бандитов сгруппировалась и устремилась на отчаянный прорыв. У них будто напрочь выключился страх.

Большинство их срезали пулями, приголубили гранатами. По-моему, их здесь оказалось даже больше трех десятков, но потом посчитаем, когда перебьем. Большинство уже лежало. Но часть проскочила в лес. Второго эшелона у нас, конечно, не было.

Додавить оставшихся оказалось делом пяти минут. Оборона врага уже была на издыхании.

Под треск очередей начальник разведки Решетов кинул мне отрывисто:

— Звир ушел! За мной!

Мы ринулись по следам пробившейся через нас группы. Прошли несколько сот метров. А потом нас встретили пулеметным и ружейным огнем.

С заслоном пришлось повозиться. Огневая точка расположилась удобно, держа просеку и часть леса. Нас прижали. Мне, как самому шустрому, все же удалось подобраться поближе. Швырнул гранаты. Прострочил из автомата шевельнувшуюся тень.

В общем, пулеметчика и стрелка я снял. Еще двое бандеровцев были оглоушены. Мы их передали идущим следом и вновь устремились за Звиром. Судя по следам, с ним ушло всего пара человек…

Так и не настигли их. Звир ушел. Была у него такая особенность — дикая изворотливость и везение, позволявшее выходить из самых тупиковых ситуаций.

Вернулись мы в разбитый лагерь бандеровцев. Подошли к пленному, который прикрывал отход командира. Решетов присел рядом с ним на колено, глядя в перекошенное ненавистью, чумазое, худое лицо с потеками крови из рассеченной шальным осколком брови.

— Ну что, бросил тебя Звир, — усмехнулся Решетов. — Ты его отход своим телом прикрыл. Он же о тебе уже завтра и не вспомнит. Что же вы за дураки такие, что на все обманы ведетесь?

— Лучше мертвым лечь, чем вам в руки даться, — просипел бандеровец. — Или Звиру на зуб попасть.

— Зверье вы. И ваши нравы звериные. У вас Звир поэтому и командир.

— Это вы зверье краснопузое! Время придет — и вам, и вашим детям с жинками брюхо вспорем. На кусочки попилим. Бошки отрежем! В кипятке сварим!

Перечисляя виды казни, которым нас мечтал подвергнуть, бандеровец распалялся и входил в эйфорический транс. Во мне всколыхнулась ответная ненависть, и я поднял автомат.

— Не надо, — остановил меня начальник разведки. — Он нам еще много должен поведать.

Я кивнул и отошел в сторону, сильно раздосадованный.