— Ну все, конец Звиру, — прошептал мой друг и напарник «полицай» Микола. — Не сдюжит.

— Ну хоть побьют друг друга. Все нам легче, — прошептал я. — Снимаемся. Доложить командованию надо.

Что было дальше, мы не видели. Но потом восстановили порядок событий.

Немцы с ходу штурмовать Вяльцы не стали. Подошли к городу и выстроились вдоль реки. Спокойно так, без стрельбы и эксцессов. Таким мирным военным лагерем. Хорошо обустроились. Горячая пища. Звуки губной гармошки. Смех. Настроение явно не боевое.

Так они простояли несколько часов. Потом в воздухе появилась «Рама» — разведывательный самолет «Фокке-Вульф‐189». Видимо, наблюдатели с воздуха и дали отмашку — все тихо, можно заходить.

Банда Звира еще ночью собрала свои пожитки, напоследок слегка пограбила еще не до конца ограбленное население и двинула в Онжесские болота, где у них давно были оборудованы запасные убежища как раз на такие случаи.

А немцы с полицаями так же весело, под гармошку, даже без танков, которые оставили на въезде в городок, вошли на улицы. И так же весело стали жечь дома «бунтовщиков».

Загрохотали выстрелы. Послышались истошные крики. Потянуло гарью. Город и людей стали методично уничтожать, стреляя всех подряд.

Знали каратели, что их противник ушел, и остались лишь мирные жители? Знали, конечно. А если и не знали, то должны были видеть: нет против них вооруженных людей. Ну, на нет и суда нет. Стали жечь невооруженных. Женщин. Детей. Да какая разница?

Немцы жгли, так как был приказ, потому что здесь бунтовщики. Поляки-полицаи вымещали озлобление за резню своих сородичей. А люди умирали за то, что просто попали в страшные жернова преступных амбиций.

В Вяльцах и в Бортничах перебили около тысячи человек. Многих арестовали, угнали в Германию. «Свободная Республика» и жила кроваво. И в итоге захлебнулась в крови мирного населения.

После этого в Вяльцы вернулась оккупационная власть. Снова полицаи — на сей раз из «мельниковцев». Снова комендатура. Снова проклятый, опостылевший всем немецкий орднунг, ничем не лучше бандеровского «порядка»…

Глава пятнадцатая

Судьба Вяльцев потрясла нас. Конечно, к ужасающим преступлениям, к потокам крови, к бесчисленным страданиям людей на оккупированных территориях мы давно привыкли. Насмотрелись на резню поляков, на сожженные за связь с партизанами деревни. Но Вяльцы были родным городом для многих наших партизан. Там жила их родня, знакомые, с кем они росли и кто теперь сожжен заживо. Произошедшее там — это как будто тебя по живому резали.

И еще поражало, с каким цинизмом бандеровцы подставили людей и город под карателей.

Все мы горели желанием отомстить и бандеровской сволочи, и немцам. Ну, немцам понятно как — более ударно пускать под откос железнодорожные составы. Для победы над страшным врагом этот способ партизанской войны был самым эффективным. Гораздо более болезненным, чем нападение на гарнизоны, полицаев, открытые боестолкновения. Мы пережимали вермахту его транспортные артерии, по которым струилась его гнилая кровь.

А вот бандеровцев надлежало наказать более грубыми и наглядными методами.

Присутствовал я на совещании у Логачева. Проходило оно ночью. Закопченная гильза, приспособленная под масляную лампу, кидала мечущийся бледный неверный свет на спартанскую обстановку. Присутствовало все руководство и разведчики.

— У меня сомнений нет, что Звир с немцами сговорился. Он знал, что фашисты идут свой орднунг восстанавливать. И просто тихо ушел, по-английски, не прощаясь, — произнес начальник разведки Решетов.

— А зачем такую дикую резню было устраивать? — угрюмо спросил Логачев.